– Самое странное в этом деле то, - проговорил врач, - что кормящая волчиха очень редко бросает свой выводок, только по крайней необходимости...
– Он помолчал и добавил: - Да, двух-трехдневные щенки без матери вряд ли выживут. Выкормить их будет сложно.

– Странный район, - сказал я.
– Напрочь спятивший. Кунсткамера, да и только. И вообще...

– Что «вообще»?
– спросил врач – так, рассеянно, чтобы разговор поддержать.

– И вообще, люди тут ненатуральные. Взять вот хоть вас...

Врач резко обернулся:

– Что вы имеете в виду?

– А то имею в виду, что можно по пальцам минуты пересчитать, когда вы при мне самим собой были. Все время роли пытались играть, то одну, то другую, и все не очень вам подходящие...

– Вы меня в чем-то подозреваете?

– Да нет, я-то знаю, что вы ни в чем не виновны, - вздохнул я.
– Но если б я с самого начала увидел вас таким, какой вы есть, то, может, и не втянул бы вас в эту историю... Близко вам нельзя было к делу об оборотне подходить... То неожиданные знания в вас обнаруживаются, то вы нарочито настырно предполагаете тут диверсию, то вы от разговора о врагах народа мигом увиливаете... Кстати. Ваше выступленьице о юродивых на Руси, как их воспринимают и как к ним относятся, навело меня на мысль, что вы, наверно, интересуетесь проблемами массового внушения и массового психоза. Уж больно точно вы высказались, как поставить стенку любым подозрениям на счет кого-то... Уж не на свой ли счет, подумалось мне? А тут вы сразу же насчет суеверий хмыкнули, тему закрыв. Вот я и подумал тогда, грешным делом, не можете ли вы знание таких механизмов использовать, чтобы...

– Чтобы быть неуловимым оборотнем?
– хмуро спросил врач.

– Навроде того. Но я быстро понял, что не прав. Одно меня занимало - зачем вы, человек образованный и врач хороший, - хорошего врача по первому движению узнаешь - забрались в эту глушь, в это дикое место, несообразное ни вашей квалификации, ни вашим способностям?.. Но это мне объяснили, даже спрашивать не пришлось. Один только вопросец у меня остался. Ответите на него?

– Почему не ответить, если смогу?
– равнодушно как-то проговорил врач.
– Если и было что скрывать, то теперь совсем нечего.

– Так вот... Как вас, запамятовал...

– Голощеков, Игорь Алексеевич.

– Так вот, Игорь Алексеевич, я спорить готов, что возьми кого угодно в округе - каждый что-нибудь со складов уворовал. Вам шмотье и безделушки всякие, и даже консервы - ни к чему, вы на них не польститесь. Но ведь что-то вы себе по душе на складах нашли, верно?

– Верно, нашел, - согласился врач.
– Я...

– Дайте мне самому догадаться, - прервал я его.
– Вы на склад с книжками набрели. В точку?

– Да. В точку.

– Эх, Игорь Алексеевич, Игорь Алексеевич, лучше бы вы консервы воровали...

– Почему?
– Он задал вопрос без интереса, словно заранее зная ответ.
– Ведь книжки в дар от союзников пришли, значит...

– Ничего это не значит. То есть значит, да не то. Вы не задумывались, почему эти книжки народу не раздали? Потому что вредные они все, антисоветские, и засланы к нам с провокационной целью. А вы их начитались.

– А я решил, что о них просто забыли.

– Просто так ничего не бывает. Во всем расчет есть.

– Выходит, и в покинутой трофейной коллекции оружия расчет есть, и в складах, отданных на разграбление, и в лошадях бесхозных, и во многом другом? Может быть, включая и оборотня? Как вы там говорили: «Оборотень - единственный, кто здесь порядок поддерживает», так?

– Ни о чем меня не спрашивайте, - ответил я.
– Во-первых, я сам точных ответов не знаю; во-вторых, мало ли что вы на допросах выложите, потянув меня за собой... И самое-то обидное - в том, что грозу я на вас навлек, пытаясь представить доказательства вашей невиновности - ну, что вы оборотнем не являетесь...

– Понимаю, - сказал врач.
– Как бы «засветили» меня. Да, я знаю, что «сын за отца не отвечает», но я ведь прекрасно понимаю, что официально с меня не за отца спросят ответ, а по какому-то другому обвинению. Оборотень так оборотень... Я один такой?

– Нет, еще шесть человек компанию вам составят. Но я этого не говорил.

– Так что, может, меня еще и выпустят, после отсева?
– усмехнулся врач.

– Надеюсь, - ответил я.

Мы подошли к больнице.

– Заглянем напоследок в сарайчик?
– спросил врач.
– Проверим наши выводы.

– Конечно, заглянем, - поддержал я.

Юродивый спал на своей куче соломы. Встрепенулся при свете фонарика, сел, моргая. Врач обратился к нему по-немецки. Наш Тарзан недоуменно и обрадованно воззрился на врача, а потом залопотал что-то свое, прискуливая и порыкивая.

– Что он говорит?
– спросил я.

– Не очень пойму. Похоже на «тринкен», словно ему пить хочется. Речь у него нечленораздельна. Во всяком случае, вы правы. Тот самый это берлинский волчий человек. Но правота ваша и наше знание, они уже ничего не меняют. Сейчас свежей воды ему принесу и в дом зайдем.