Шрифт:
Руки, еще недавно бывшие такими мягкими и добрыми, внезапно показали свою силу и властность. Женщина продолжала щелкать большими ножницами, аккуратно собирая каждую прядь и укладывая в специальный мешочек.
Девушка пыталась сопротивляться, вертелась словно юла, но из железной хватки Белой вырваться не могла. В конце концов, бесцветная женщина просто потянула обруч вверх, слегка придушив непокорную, и Энни сдалась, безвольно обвиснув.
Слезы, что копились всё это злоключение, хлынули горьким потоком.
Женщина работала быстро и умело. Вскоре от длиннющей копны Фиалки остались лишь воспоминания. Остриженные волосы были аккуратно собраны в некое подобие хвоста, перевязаны толстой черной ниткой и убраны в еще одну шкатулку, которую девушка не заметила сразу.
Энни бессильно наблюдала за всем этим, глотая потоки слез и содрогаясь при каждом щелчке ножниц, словно они отсекали ей пальцы.
Только умолять остановиться девушка не стала. Она видела, что это бесполезно. Ей оставалось только рыдать и смотреть, как её прекрасные, фиолетовые локоны исчезают под крышкой ларца.
– Вот и все, - довольно выдохнула Белая, убирая ножницы.
– Хозяин будет очень доволен таким прекрасным волосам.
Фиалка прикусила губу, пытаясь остановить солёную реку, изливающуюся из её глаз, но это помогло лишь на несколько мгновений.
Женщина окатила Энни водой несколько раз и вновь потянула за обруч, принуждая подняться. Девушка подчинилась.
– Сейчас мы тебя вытрем, - ласково причитала Белая, натирая кожу Энни большим куском лохматого полотнища, которое драло кожу не хуже мочалки.
Девушка молчала. Её взгляд был прикован к деревянному ящику, в котором скрывались её волосы, её часть, её прошлое. Энни казалось, что эта изменчиво добрая женщина только что отсекла ей руку, изрезала лицо, сломала хребет, стерев из мира то, что носило радостное прозвище "Фиалка". Словно всё детство, со всеми ужасными и счастливыми днями, лежало теперь в той коробочке.
Неожиданно для себя Фиалка поняла, что, как бы она не бежала от прошлого, от той жестокости, она еще не была готова полностью отказаться от него. Ведь это прошлое было частью её.
Внезапно поток слез иссяк, высушенный пробуждающимся гневом.
– Одевайся, - скомандовала Белая, протягивая какой-то блестящий свёрток.
Энни снова подчинилась, развернув этот сверток и натянув на себя получившийся серебристый безразмерный балахон, достигающий почти до самых щиколоток.
Пока она возилась, женщина собрала ящички и инструменты в большую сумку, повесила её на плечо и довольно хмыкнула, глядя на девушку.
– Вот и умничка, - сказала она, вновь беря девушку за кольцо и выводя из ванной.
– Пойдем, покажу тебе твою кровать.
Они вновь прошли по холодным, тёмным и пустым коридорам, мимо нескольких дверей.
Девушка считала эти двери, считала шаги и повороты, пытаясь запомнить. Она старалась заглянуть в каждую комнату, дверь которой была открыта.
Никто не встретился им на пути. Даже в большом зале, через который девушку вели в ванную, было тихо. Только трещали поленья в большом очаге да шипел жир, стекающий с большого куска мяса, обжариваемого на открытом огне.
Невольно рот девушки наполнился слюной, а желудок заурчал, оттесняя пылающий гнев в сторону.
– Ты голодна?
– с улыбкой спросила Белая.
Энни молча кивнула.
Улыбка женщины стала еще шире.
Они спустились по узкой винтовой лестнице и оказались в небольшом помещении, заставленном множеством коробок, всевозможных размеров. Тут было совершенно темно, только тоненькая полоска света пробивалась из-под двери, расположенной в другом конце комнаты.
Около двери стояла одна из человекоподобных ящериц, вооруженная коротким кинжалом. Она меланхолично шевелила своими пугающими челюстями, словно жующая корова.
Белая подошла к двери и поклонилась твари.
– Новый товар, - сказала женщина, указывая на Энни.
Ящерица смерила холодным взглядом сначала саму бесцветную, а потом и девушку, после чего лениво кивнула, сняла с пояса связку ключей и кинула под ноги Белой. Женщина, продолжая подобострастно улыбаться, поклонилась и, подобрав ключи, открыла дверь.