– С детьми? Нет, не гожусь я в воспитатели, - категорически отказалась Колосова. Она опьянела изрядно.
– Тогда уж лучше телевидение.

– Только ты не пори горячку, - советовала Милка.
– Не пиши пока заявление, все равно впереди отпуск. Попробуй, осмотрись...

– Это я могу тебе обещать!
– пьяно кивнула Маша.

В заключение они попили чаю, рассуждая о предстоящем отпуске, который Милка намеревалась провести на Азовском море. Однако были у нее мысли на недельку выбраться за границу.

Было поздно, Милка вызвала такси. Перед уходом она посмотрела на подругу сочувственно.

– Ты держись, Маш. Попробуешь с телевидением, позвони мне, расскажи.

Та готовно кивнула. Оставшись одна, Маша вымыла посуду, убрала бутылку в мусорное ведро, начисто протерла стол. Внутри продолжала ныть зияющая пустота. Шампанское только усугубило тоску, обострив все чувства. Что теперь? Встреча с подругой взбодрила, согрела, но не спасла от главного - от одиночества. Милка, исполнив долг дружбы, летела в объятья к любимому мужчине, к сыну. А Колосова осталась одна.

Она свернулась клубочком на диване, убаюкивая боль. "Зря я виню Игоря, ни в чем он не виноват передо мной! Я должна быть ему благодарна за то, что он был. Что подарил мне Суздаль, свое тепло и, мне даже казалось, любовь..."

Чем больше она размышляла, тем яснее ей становилось, что она ошиблась. Любви не было, была обычная привычка Орлова вмешиваться в чужую жизнь, помогать в меру своих представлений. На тот момент, должно быть, не подвернулось что-либо подходящее для его кипучей натуры, сообразное его масштабу, а попалась случайно она, неустроенная, одинокая... Как мужчина и как человек участливый, он попытался скрасить ее жизнь, а когда понял, что Маша влюбилась в него по уши, отстранился, исчез...

– Да-да! Все так!
– плакала Маша, не утирая слез.
– Какая же я глупая! Напридумывала себе. А он женат, не хотел меня разочаровывать... Он просто неравнодушный человек...

И тут в тишине квартиры раздался оглушительный звонок домофона. Колосова подскочила от неожиданности, машинально взглянула на часы. Первый час ночи, кто бы это мог быть? Снова Толя? Разве что он. Маша нажала кнопку домофона, повернула замок и посмотрела на себя в зеркало. Да, страшна как атомная война. Глаза заплыли, нос и губы распухли. Краше в гроб кладут.

Дверь открылась, и на пороге возник Орлов собственной персоной. Он тотчас закрыл за собой дверь. Маша ахнула. Бровь у Игоря была рассечена и сочилась кровью, глаз распух. При этом Игорь держался за предплечье, и пальцы его тоже были испачканы кровью.

– Боже, что с тобой?
– только и смогла выговорить Колосова.

– Так, пустяки, ножевой порез.

И добавил, видя, как Маша бледнеет на глазах и едва не теряет сознание.

– Эй, эй! Ничего серьезного! Маш, ты сможешь перевязку сделать?

Колосова только кивнула (голос почему-то пропал) и помчалась в ванную доставать аптечку.

– Надо промыть!
– когда Маша занялась делом, к ней вернулось самообладание.
– Снимай футболку!

Орлов осторожно стянул с себя черную майку и направился вслед за хозяйкой на кухню, где она устроила полевой госпиталь. Колосова промыла все раны перекисью водорода, обработала антисептиками. На предплечье Орлова действительно был порез, довольно глубокий, но не задевший ничего важного.

– Может, в травмпункт?
– спросила испуганная Маша.

– Да зачем?
– усмехнулся пострадавший.
– Заживет как на собаке.

Маша сделала тугую повязку, чтобы бинт не слетел сразу: место уж больно неудобное. Орлов слегка морщился, а Маша чувствовала его боль так остро, что опять едва не теряла сознание.

– Спасибо!
– сказал Игорь, когда перевязка была окончена и Маша помогла ему натянуть черную майку. Он подошел к окну и внимательно посмотрел вниз, прячась за шторой.

– Я посижу у тебя немного?
– спросил он.

– Конечно, - тотчас ответила спасительница.
– Есть хочешь?

Спросила и вспомнила, что кроме картошки у нее ничего нет.

– Нет, - он потрогал нижнюю челюсть, - просто не смогу сейчас ничего есть. Чаю бы выпил. Не очень горячего.

И Маша схватилась за чайник. Столько вопросов к Орлову толпилось в ее голове, но стоило взглянуть на него, все тотчас и выветрилось. Налив чаю и поставив чашку перед раненым, Колосова спросила о том, что было на поверхности: