Однако о личном разговоре уже не могло быть и речи. От Орлова на километр исходила агрессия. Он просмотрел до конца новостной сюжет, потом ушел с телефоном на кухне, прикрыв за собой дверь. "Что в его голове творится? Когда он наконец найдет себя? Как еще его агентство не развалилось, уму непостижимо. Помощники хорошие, не дают пропасть", - думала Катя.

Вернувшись из кухни, Орлов сообщил:

– Я должен ехать. Не забудь: десятого июня в ЗАГС. Будь готова.

Он заглянул к Петьке, чтобы попрощаться, и вот уже хлопнул входной дверью, исчез.

– Что же делать?
– держась за голову, вслух произнесла Катя.

Не уходи

Почему он ничего не сказал? Почему дал ей надежду? Или все же не давал? Колосова безвылазно сидела дома, решая этот вопрос. И ела шоколадку за шоколадкой.

Позвонила Милка, просто поболтать.

– Мил, может, ты приедешь?
– жалобно попросила Маша.
– Я что-то тут закисла.

Голос ее сорвался, и подруга, у которой едва не слетел с языка отказ по уважительной причине, тотчас ответила:

– Хорошо, приеду. Только ближе к вечеру.

"Почему же не проходит боль?" - спрашивала себя Колосова. С неизменной услужливостью память подсовывала ей картинки: маленький мальчик, похожий на Игоря, с мороженым в руках, красивая стройная женщина подходит к ним... Они семья, это же очевидно. Почему же Орлов на ее вопрос, женат ли он, ответил отрицательно? Пусть с небольшой заминкой, но все же отрицательно. Что это значит? Неужели классический пошлый обман?

Маша так измучила себя риторическими вопросами, обращенными уже не к Аглае, а во вселенную, что ей просто необходим был трезвый слушатель. Может быть, Милка плохой советчик, она все же устроена в личном плане. Однако больше не к кому обратиться. "Как же я живу?
– удивлялась Колосова.
– Мне не с кем поговорить о своих проблемах. Как-то раньше это не ощущалось".

Если бы она была загружена работой! Так ведь нет, все, считай, летние каникулы начались. Может быть, даже на ЕГЭ не надо будет везти ребят, не ее очередь. Считай, все, до конца августа свободна! И к чему эта свобода? Что с ней делать?

С Милкой давно не виделись, поэтому, когда та приехала с бутылкой шампанского и коробкой конфет, подруги обнялись и расцеловались. Милка не очень-то сентиментальная всегда, а тут расчувствовалась. Маша спросила:

– Картошку будешь?

– Нет, жарко, - отмахнулась подруга.
– Давай просто выпьем шампанского.

Они уютно устроились на кухне. Подруга открыла бутылку и разлила вино. Только они поднесли бокалы к губам, раздался звонок домофона.

– Кто это?
– с упреком спросила Милка.
– Ты еще позвала кого-то?

Сердце Маши запрыгало.

– Нет, никого не звала...

Она бросилась открывать. Не стала спрашивать, кто пришел, сразу нажала на кнопку. Пока гость поднимался, Маша стояла в прихожей, как жена Лота. Милка высунулась из кухни с любопытством:

– Дверь-то открыла?

Колосова опомнилась и, повернув замок, приоткрыла дверь. В квартиру вошел Толя. Маше пришлось сделать над собой усилие, чтобы улыбнуться и приветливо поздороваться с гостем. Она представила его подруге. Юный поэт оценил ситуацию и тактично сказал:

– Я зашел на минутку.

Он достал из кармана небольшую книжечку с тонкой обложкой теплых осенних тонов и протянул ее Маше.

– Это вам.

Колосова не сразу поняла, что это за книжечка, а когда поняла, неожиданно для себя очень обрадовалась.

– Боже мой, это же сборник!
– слезы умиления застлали ее глаза.
– Поздравляю! Какое счастье!

Она с благоговением полистала книжечку, прочла дарственную надпись "Маше с благодарностью от автора" и совсем растрогалась:

– Спасибо!

Изданный тиражом двести штук, сборник имел номерные экземпляры. На Машином Толя поставил " 1".

– Спасибо тебе!
– еще раз пробормотала Колосова, стесняясь своих слез.

– Покажи, - Милка отняла книжечку и с любопытством взялась листать.

Юный поэт стал прощаться.

– Я еще зайду, если вы никуда не уедете.

– Да, заходи, - ответила Маша.
– Еще раз поздравляю! До встречи.

Закрыв за ним дверь, Колосова проговорила с тихим изумлением:

– Надо же, вот и книга готова. Чудо какое-то...

В другое время она, наверное, пела бы от счастья. Обязательно отметила бы это событие с Толей долгим чтением стихов. Теперь же ни на что не было сил, только все время хотелось плакать.

– Есть повод все-таки выпить, - заключила Милка.
– А то на тебе лица нет.