Горин никак не прокомментировал столь расширенное меню, но посмотрел на меня с благодарностью и молча потянулся к бутерброду.

Навела себе сладкий чай, достала из шкафа вазочку с печеньем и села рядом. Несколько минут на кухне царила уютная тишина, не обременённая неловкостью - почти как раньше. Очень не хотелось нарушать это хрупкое подобие идиллии, но я решила пресечь намечающуюся дискуссию сразу.

– Ужинайте спокойно и не тратьте время на поучительные лекции. Если вы по поводу Дорохина, Морозов был достаточно убедителен - я больше не собираюсь лезть в жизнь этой семьи.

– Хотелось бы верить, но ваш синдром спасительницы, к сожалению, не лечится и к голосу разума глух, - возразил собеседник, не скрывая скепсиса.

– Нет у меня никакого синдрома и с голосом разума всё в порядке!

Хирург недоверчиво усмехнулся, глядя на меня поверх кружки, и ехидно уточнил:

– Правда? А ехать к чёрту на кулички ради племянницы женщины, неоднократно пытавшейся вас убить, это было разумно?

– Это было гуманно. И какие кулички? Всего лишь сто восемьдесят километров. Не так уж и далеко, - пробормотала, смутившись под этим рентгеноподобным взглядом.

Найти отца Тани, как просила Анастасия Сергеевна Киселёва, оказалось не сложно, а вот убедить его позаботится о дочери я так и не смогла. У мужчины давно была другая семья, но обида на сестёр Киселёвых не позабылась.

Поскольку телефонные переговоры зашли в тупик, пришлось настоять на личной встрече и отправиться в другой город. В итоге отец Тани своего мнения не изменил, но его родители оказались более сговорчивыми и после оформления необходимых документов, забрали внучку к себе.

На всю эту эпопею у меня ушло почти три месяца. Дедушка не вмешивался, понимая, что меня не переубедить, а Горин отпускал короткие саркастические комментарии, дополняя их красноречивым взглядом, в котором читалось всё то невысказанное, что он думает и о моём "невыносимом" характере, и об этом самом, впервые им тогда упомянутом, "синдроме спасительницы".

Хирург вдруг со звоном отставил кружку в сторону, посмотрел на меня непривычно серьёзно, дав понять, что время шуток вышло и, не скрывая тревоги, тихо сказал:

– Лиза, Дорохин - очень опасный человек. Поверьте, он гораздо страшнее помешавшейся на любви к родственникам Киселёвой. Я настоятельно прошу вас обходить его десятой дорогой и даже имени этого больше никогда не упоминать.

Я снова вспомнила довольно заурядную физиономию предпринимателя и недоверчиво пожала плечами. Ну прямо дон Корлеоне местного разлива! Что в нём такого ужасного, что его боится Морозов и опасается Горин, которому вообще на все авторитеты и социальные статусы плевать?

– Почему? Что вы о нём знаете?

– Двенадцать лет назад он обвинил меня в смерти своей первой жены и довёл дело до суда, - огорошил Горин неожиданным признанием.

Вот сейчас стало страшно.

– А от чего она умерла?
– уточнила дрогнувшим голосом.

– От травм несовместимых с жизнью, в частности от разрыва селезёнки. Когда её привезли в хирургию, шансов уже практически не было, она не пережила операцию.

– Так почему он вас обвинил?

– Я заявил в полицию, что травмы, с которыми поступила женщина, не могли быть получены при падении с лошади, как уверял муж, а больше походили на результат рукоприкладства. Из-за этого он вызверился и пошёл на меня войной.

– И... чем всё закончилось?

– После шести месяцев противостояния - ничьёй. Свою невиновность я доказать смог, его вину - нет.
– Он мрачно усмехнулся, пояснив: - люди с таким доходом перед законом всегда чисты. Но крови мы друг другу тогда попортили очень много.

– А... он был виноват? Он... её бил?
– я замерла в ожидании ответа.

Мужчина задумчиво побарабанил пальцами по скатерти и сдержанно ответил:

– Прямых доказательств нет. Она никогда ни в чём таком не признавалась, хотя несколько раз лежала в травматологии.

– Какой ужас! Значит, сейчас всё может повториться? Этого нельзя допускать, там ребёнок!

– Лиза, успокойтесь, я не для того это рассказал, что бы вы самоотверженно бросились в очередную опасную авантюру, - сухо отрезал Горин с заметной прохладцей в голосе.
– Поверьте, вы никому не поможете, только ещё больше навредите. Да и себе жизнь испортите.

– Что же делать?

– Ничего. Просто поймите и примите как данность - нельзя спасти всех, особенно если люди о помощи не просят, - отчеканил хирург, повторив слова Морозова и дедушки.
– Вы ведь завтра уезжаете?

Вопрос сначала удивил, потом расстроил - эти двое опять сговорились за моей спиной. Не удивлюсь, если "ссылка" вообще была идеей Горина.

– Я ещё не решила. Честно говоря, не хочется.

– Нечего тут решать, поезжайте!

Его категоричный, нетерпящий возражений тон неожиданно разозлил. Вот кто он мне, чтобы командовать? Может и к лучшему, что между нами ничего нет. Зачем мне такой диктатор?

– Вы не имеете права исчезать из моей жизни, когда вам вздумается, а потом приходить, как ни в чём не бывало, и отдавать приказы!
– заявила, не скрывая возмущения и обиды.
– С какой стати я должна вас слушать? Какое вам вообще до меня дело?