Неожидавший такого натиска Горин немного растерялся и не сразу нашёлся с ответом, что было для него непривычно.

– Я чувствую ответственность за вас...

Всего лишь? Это признание задело ещё больше.

– Я вас от неё освобождаю!
– Остапа, как говорится, понесло.
– И от всех кармических долгов тоже!

– Лиза, это не приказ, - всё ещё удивлённый Горин попытался оправдаться: - И я уже объяснил, почему перестал приходить. Так было лучше для вас. Все эти сплетни...

– И вы просто решили за меня. Как обычно. Ради моего блага. Могли бы хоть поинтересоваться, а нужно ли мне такое благо!

Я расстроено потёрла налившиеся тяжестью виски (амнезия не прошла бесследно - теперь всё чаще негативные переживания заканчивались мигренью) и глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.

– А это что такое?
– очень тихо и как-то зловеще спросил вдруг Горин.

Удивлённая странной интонацией, я проследила за его взглядом и раздосадовано поморщилась, увидев сползший почти до локтя рукав, оголивший синяки на руке в виде громадной пятерни.
– Это он сделал? Дорохин?

Его тон стал не просто зловещим, а жутким до мурашек по коже. Я невольно вздрогнула и поспешила возразить:

– Нет, что вы! Это сегодня в рейде... случайно... алкоголик один буйный... ничего страшного... Мне не больно.

Поспешно потянула ткань вниз, скрыв почти всю ладонь. Горин, по-прежнему не сводя взгляда с моей руки, устало покачал головой и обречённо констатировал:

– Что ж, вам никак спокойно не живётся? На минуту одну оставить нельзя!

Можно подумать я специально под руку взбешённому Куликову сунулась.

– Ничего себе минута - я вас три месяца не видела!
– вот пусть лучше над своим поведением подумает и больше не пропадает так надолго.

– Я всего лишь не хотел испортить вам жизнь, поскольку делаю это также профессионально, как оперирую, - невесело усмехнулся Горин.
– Но вижу, вы и без меня с этим прекрасно справляетесь!

Как-то незаметно беседа перетекла в личное русло и сменилась неловкой паузой. Я старалась не встречаться с ним взглядом, внимательно изучая содержимое своей кружки.

– Справедливости ради, - непривычно мягко продолжил собеседник, - я даже не знал, что вы заметили моё отсутствие. Ни одного звонка и визита за три месяца. Если так хотели меня увидеть, могли бы дать знать.

– Зачем? Я не хотела навязываться... как Вика, - только договорив фразу до конца, поняла, что это было фактически признание, и испуганно закусила губу.

Судя по тому, как что-то дрогнуло и неуловимо изменилось в лице собеседника, он воспринял эти слова именно так и отпираться теперь бесполезно.

Мы молча смотрели друг на друга, напряжение нарастало. Я, покрасневшая до жара в щеках, тщетно пыталась придумать, что сказать, чтобы сгладить произведённое впечатление, Горин также не торопился продолжить диалог и сверлил меня странным задумчивым взглядом.

Телефонный звонок, разорвавший почти наэлектризованную тишину, я восприняла как спасение, вздохнула с нескрываемым облегчением и потянулась к лежащему на краю стола мобильнику. Голос звонившего показался смутно знакомым.

– Алло, здравствуйте, кто это?

Телефонный собеседник назвал имя, и сердце ухнуло куда-то вниз, затрепетав раненой птицей.

– Здравствуйте, Геннадий Дмитриевич, - пробормотала, испуганно глядя на Горина, который сразу напрягся и подобрался, словно охотничий пёс, учуявший дичь.

– Что? Увидеться завтра? Я не уверена...
– Горин вдруг настойчиво кивнул, предлагая согласиться, и я послушно повторила: - хорошо, завтра в пять. До свидания.

Когда неприятный голос замолчал, а экран телефона погас, я перевела дыхание и уточнила:

– Так мне нужно будет с ним встретиться?
– голос всё же дрогнул. После рассказа Горина этот человек казался чуть ли не чудовищем.

– Ни в коем случае!
– отрезал хирург.
– Завтра утром вы уедете, и это не обсуждается.

Я только вздохнула - ну вот опять приказы пошли, впрочем, на этот раз спорить не хотелось. Я совсем не горела желанием общаться с Дорохиным наедине.

– Зачем я тогда согласилась?

– Получив отказ, он бы примчался сегодня. Нужно выиграть время.