— Она написала книгу под названием «Бессонница на двоих».

После этих слов я понимаю всю абсурдность нашей с Сэм ситуации. Она округляет глаза и выпаливает:

— Я читала эту книгу, и её автор… Саманта Прайс. Боже! Я слышала о твоей семье в новостях. Твой отец — Норман Прайс?!

Что?!

Я резко вдыхаю собственную слюну, от чего начинаю кашлять.

Всё.

Конец моим секретам. Сэм перерубила своими словами все канаты, покрыла ад льдом, перевернула Землю с ног на голову. Я открыт перед ней, как краткое содержание книги. И теперь она прочла меня до конца. Похоже, мне пора бежать, пока не стало ещё хуже.

Сэм понимает. Она всё, кажется, понимает, поэтому и молчит. В её голове соединяются все ниточки воедино, связав крупный клубок шерсти под названием «убийство Нормана Прайса». Да, она знает, это сделал я.

Пожар не был случайным.

До неё доходит.

— Мы однофамильцы. Да, я тоже Прайс, разве это… — начинаю оправдываться я, но, кажется, эту девушку не проведёшь. Оно и понятно, почему — на моём лице ведь всё написано.

Меня раскрыли.

Боже, Кью, а на что ты рассчитывал? Думал, никто никогда не узнает, что ты сделал прошлой осенью?

— Твой отец виновен в смерти твоей девушки, — рассуждает Саманта. Я до последнего отпираюсь.

— Да что ты несёшь?

Эта девушка пытается оправдать мой поступок. Я лишь коротко киваю, дав ей понять, что её слова правдивы. Сэм умнее, чем кажется. Я мысленно молю свою спутницу о том, что она хоть как-то оправдает меня в убийстве отца. Не будет винить. Я защищал девушку. Но затем я понимаю, что мне не жаль — я не чувствую себя виновным в его смерти, хотя и сам застрелил его. Меня никоим образом не оправдаешь, даже если хорошенько попытаться.

— Кью, мне так жаль.

Она говорит это искренне, поэтому я обрываю себя на мысли выпрыгнуть из машины и убежать куда подальше. Вряд ли она сдаст меня копам. Она всего лишь знает мой секрет. Да, исход событий не из лучших, но, по крайней мере, она не среагировала на всё это как-то по-другому. Другая девушка бы на её месте давным-давно выпрыгнула в окно и убежала, сломя голову.

Через час мы въезжаем в город, я мчу прямо в тот двор, где жил раньше. Мы останавливаемся возле тёмного перехода. Между двумя подъездами огромная дыра, а вместо крыши — чей-то балкон. Этот переход слишком длинный. Мы выходим из машины, Сэм идёт сзади, а я стремительно шагаю вперёд. Прохожу мимо того самого места, где мы с Джуди впервые встретились. Не мешкая, иду дальше и вспоминаю, что на этом самом месте я прижимал её к холодной стенке и просил не кричать. Она ещё не знала, что я её сосед, поэтому испугалась высокого парня в чёрном пальто, который стремительно направлялся к ней в тёмном проходе. Помню, какими же испуганными были её большие зелёные глаза. Она была уникальной, особенной. Джуди была той, кто был мне нужен. Сама судьба свела нас вместе, ведь по-другому этого не назовешь. Мы жили на одной лестничной площадке. У меня в тот день убежала собака, через два дня мы с Джуди встретились в парке неподалёку от дома. Она искала мою собаку, оказалось, она жила с Джуд всё это время, а потом сбежала, видимо, в поисках хозяина. Позже я позволил этой девушке переночевать в моей квартире. Она провела там всего ночь, но когда на следующий день ушла в квартиру напротив, я понял, насколько же я одинок. С того самого дня я не смог больше спать без неё. Я стал зависим. Я начал искать её взглядом, входя в подъезд после работы, и это вошло в привычку. Через несколько дней я встретил её на крыше. Эта самая крыша снится мне в кошмарах. На этой крыше я оставил собаку. Нет, не ту. Тот пёс умер. Я же искал щенка, которого нашёл на дороге, а вернее — спас от проезжающей машины. Я нашёл маленькую Джуди в тот самый день, неподалёку от сгоревшего дотла дома. Сгоревшего вместе с телами. На той крыше я окончательно понял, что я влип. Влюбился, если быть точнее. Джуди любовалась звездами на ночном небе, а я любовался её прекрасным профилем. Она переехала ко мне, но позже мы узнали, что у неё порок сердца. Операция стоила больших денег. Мой отец предложил помощь, но взамен попросил подписать договор, свидетельствующий о том, что я согласен продать ему часть особняка. Особняка, в котором я вырос. Отец хотел снести здание и построить очередной завод или какой-нибудь сраный проект. Ради Джуди я решил, что сделаю это. Ради этой девушки я бы сделал всё, что угодно. Я убил ради неё. И едва моя ручка коснулась бумаги, я услышал голос. Её голос. Думал, мне послышалось, затем мне казалось, будто он просто засел в моей голове. На самом деле Джуди стояла в том самом кафе, где отец устроил встречу со мной, и умоляла остановиться, не подписывать договор, отшвырнуть ручку куда подальше. Благодаря ней дом остался цел. Да толку? Всё равно его пришлось сжечь. Да, по собственному желанию. По крайней мере, он не достался отцу. Хотя, опять-таки, смысл? Отец тоже мёртв. Сгорел вместе с домом. Позже я уехал на заработки, так как отец всё равно не дал денег — договор подписывать я отказался. Мать Джуди дала половину суммы. Ей сделали операцию. На следующий день она прочла мою записку, которую я оставил на её кровати в операционной. Я не дождался, пока она очнется, хотя перед операцией сказал, что обязательно буду рядом, когда Джуд очнётся. Отец назначил новую встречу, настоятельно просил приехать в особняк. На самом деле, я знал, что в его голосе были нотки вранья. Изначально я знал, что ехать туда не следует. Чувствовал, что здесь что-то неладное. Поехал, не попрощавшись с Джуди. Эта дурочка выдернула катетер, как только прочла мою записку. В ней я написал, что отец назначил встречу, мол, не переживай. Но Джуд была бы не Джуд, если бы не вылезла в окно, не сбежала бы из больницы, и в одном халате, босиком не пробежала бы целый километр, пока не словила машину. Отец хотел убить меня, ведь так он получил бы ту треть дома, записанную на меня. Он никогда меня не любил. Лишить сына жизни ему было как сигарету выкурить. Джуди знала. Она догадалась раньше меня. А я, дурак, попёрся в этот особняк, даже не прихватив с собой хоть какого-нибудь оружия. Знаете, я раньше смотрел фильмы ужасов и поражался тому, какие же люди бывают глупыми. Они идут в заброшенный дом, где ранее было сказано, что там живёт какая-то нечисть. И эти подростки шагают туда (обязательно именно ночью!), даже не прихватив какого-нибудь оружия. И я вот как раз из тех людей, которые… тупые.

Боже, нужно было остаться с ней в той больнице. В её палате. Не ехать на встречу с отцом.

Джуди умерла, защищая меня своим телом. Я должен был встать на её место, но не успел среагировать. Хотя, может, я просто трус. Умирая, она сказала, что любит меня. Благодарила за деньги, которые я заработал, уехав на целых три месяца. Я чувствовал себя настоящим дерьмом в этот самый момент, и пожалел о том, что бросил её одну на целых девяносто дней. Мы потеряли это время. На самом деле, это много. Иногда даже какие-то сутки кажутся вечностью. Когда охранник моего отца выстрелил в Джуди, случайно или специально — это неважно; я понял, что никогда не обрету покой. Когда её глаза закрылись, в моей душе образовалась огромная рана, которая кровоточит по сегодняшний день. Её ничем не заделать, не зашить, не залепить. И всему есть одна единственная причина — мы с Джуди были знакомы ещё с детства, но отец стёр нам память. Она вместе со мной видела смерть моей мамы. Она знала, что во всем виноват отец. Джуди жила тогда по соседству, мы много времени проводили друг с другом. Я любил её, как сестру. В пять лет мы многое пережили, сидя в том самом углу и наблюдая, как алая вода стекает из ванны и течёт прямо к нашим ногам. Кровь моей матери, она заполонила всё пространство вокруг, намочила мои штаны и окрасила белое платье Джуди в красный. Отец стер нам память, а мать Джуди настоятельно попросил уехать, щедро приплатив денег. Джуд была не просто девушкой, она была родственной душой, и таких, как она, в моей жизни больше никогда не будет.

Я захожу в подъезд, замечаю, что Сэм неловко плетётся за мной. Она плачет. Я не знаю причину её слез, может, она умеет читать мои мысли? Если ей действительно дано влезть в мою голову, она вылезет по уши в слезах, потому что трагичность данной ситуации просто зашкаливает. Да и всю мою жизнь в целом сложно назвать весёлой и счастливой.

Мы поднимаемся на девятый этаж, и я вижу, что проход на крышу закрыт. Единственной мыслью было спуститься на четвёртый и постучать в дверь квартиры, где я жил раньше. Мы шагаем вниз, я сжимаю руку в кулак и неловко глажу им дверь. Затем стучу более настойчивее. Мне никто не открывает. Кажется, никто не снял эту квартиру. Здесь никого нет. Я разворачиваюсь, делаю пять шагов и стучу в дверь напротив, где жила Джуди. Перед стуком моя рука дрожит, мне приходится приложить немало усилий, чтобы постучать нормально.

Дверь открывается.

Чёрт.

На пороге стоит женщина, которая очень похожа на Джуд. Я видел эту женщину раньше. Это её мать. Я смутно вспоминаю тот день, когда видел её в первый и в последний раз. День, когда мать решила навестить свою дочь и дать денег на операцию. Сомневаюсь, что сейчас она вообще знает о смерти своей дочери. Хотя, думаю, она догадывается. Где-то в глубине души каждая мать, какой бы она ни была, чувствует, что с её родной кровью что-то случилось.

И тут до меня доходит, как же паршиво будет Миссис Холмс, когда, а узнает, что её дочь мертва.

Я судорожно вздыхаю, и до наших ушей долетает собачий лай. Через пару секунд из-за угла спальни показывается маленький кокер-спаниель. Моя маленькая Джуди. Ты жива. Хотя бы ты жива. Рыжая шёрстка с белыми пятнышками переливается на свете от лампы. Бархатные уши весело шевелятся в тот момент, когда собака бежит к нам. Она бежит к моим ногам и начинает весело мотылять хвостом, как бешеная. Я падаю на колени и обнимаю маленькую коротколапую Джуди, в тот момент, когда она лижет моё лицо.

Ты меня помнишь. Ты не забыла меня.