Шрифт:
Пожалуйста, напиши!
Все так же люблю тебя!
Марьяна»
Комок в горле мешал дышать. Хотел сглотнуть, а он не сглатывался. Письмо выпало из рук. Вадим вскочил, набрал стакан воды и залпом выпил. Захотелось курить, еле сдержался. Подошел к кухонному окну и посмотрел на ее дом. В юности он очень сожалел, что из его комнаты ее дом не виден. Бывало полночи сидел в кухне в темноте и глядел на ее окна, представляя худенькую фигурку спящую в своей кровати.
«Значит она не сразу меня забыла… А когда мать написала, что она начала встречаться с другим?» Но разве сейчас вспомнишь?
Он помнил только свое состояние, когда узнал об этом. Дикая, безумная боль в груди. Желание трощить, ломать, грызть и выть раненым животным. Как он это пережил тогда? А пережил ли? Ведь до сих пор в груди колет при упоминании ее имени. Или когда заметит девушку, похожую на нее. Нет, не пережил.
Вернулся к столу, открыл следующее письмо.
«Добрый вечер (потому что у меня в данный момент вечер) мой самый дорогой, любимый, милый, замечательный Фей!
Хрустнули зубы. Он помнил, как она называла его Феем… Мол, после того, что он для нее сделал, он теперь должен называться Феем-Крестным!
Ты еще только трясешься в поезде в направлении своей части, а я уже пишу тебе письмо. Только не смейся! Я так привыкла, что ты всегда рядом и мне очень одиноко и пусто без тебя. Может быть потом будет легче, я не знаю… Но пока что постоянно хочется плакать. Я конечно плачу. Знаю, дура. Обещала не плакать. Но ты ведь понимал, что это обещание не в серьез? Конечно я буду плакать. Я ведь нюня! Ха-ха!
Ладно, о грустном не будем. Так, о чем тебе рассказать? За те несколько часов, которые прошли с твоего отъезда, еще ничего важного произойти не успело. Я сходила в библиотеку и взяла там первую в своей жизни фантастику. Это «Поселок» Кира Булычева. Да-да! Мне стало интересно, что такого ты нашел в этой фантастике. Еще не читала. Вот допишу письмо и начну. Авось смогу отвлечься…»
«Значит это письмо – первое!» Он словно вживую увидел Марьянку сидящую за своим столом и пишущую ему это письмо. Ее глаза опущены и он замечает, какие на самом деле у нее длинные и густые ресницы, хоть и белые.
Отложил и это письмо, не дочитав. «М-да, разворошил старые раны…»
***
Набросив куртку, вышел во двор. Хватанул морозного воздушка. Захотелось остыть… полностью… так, чтоб гореть в груди перестало. А ведь убеждал себя, мол все, переболел. Ничерта не переболел! Еще болит…
Спустился с крыльца, присел у заметенного снегом палисадника и зачерпнув из сугроба, потер лицо. Набросал на голову, растер. Вроде легче стало. И тут аж подпрыгнул от крика:
–Вадим! Вадюха!!! Ты??? – у калитки стояла девушка. Ну как девушка… женщина, еще не желающая признавать, что уже не девушка. Высокая, в короткой дубленке и в лосинах в обтяжку. Настолько в обтяжку, что даже не присматриваясь, можно рассмотреть всю анатомию. А бедра… Такие бедра лучше прятать… Под макси! Мужчина перевел взгляд повыше. Из выреза, явно узковатой дубленки (пуговицы вот-вот вылетят вместе с мясом) выглядывал красный тонкий шарфик, слегка драпировавший грудь внушительного размера. Лицо у женщины-девушки было отягощено косметикой. Брови-домики делали лицо чрезвычайно удивленным, а губы, на которых помада местами смазалась, выглядели… ударенными. Толстый слой тоналки и крема превратили лицо в алебастровую маску. Казалось, ткни в него пальцем – оно и осыплется, оставив после себя пустоту! А на голове… Ох, еще в школе они на такие прически говорили «взрыв на макаронной фабрике». Начес торчащих во все стороны ярко-красных волос видимо был призван украсить, но на мужчину возымел обратный эффект. «Кто это? Оно меня знает???» А потом пригляделся… «Ой, ё-ё-ё!»
–Танька? Танька Степанова? – протянул он.
–Да! – радостно завопила бывшая одноклассница и хм, одна из бывших подружек. Вадим попытался улыбнуться. А Танька уже отпирала калитку и ловко, в два прыжка повисла на шее, – как я рада тебя видеть! Ты на встречу выпускников приехал? Да? – щебетала она, не отрываясь от него.
Вадим с силой расцепил пальцы на своей шее и отстранил девушку от себя.
–Нет! Я не надолго… по делам…
–Как тетя Лидия? Я слышала она приболела? Ей лучше? Может зайдем? Поздороваюсь? – красноволосая одноклассница уже повернулась идти в дом, Вадим едва успел перехватить ее за руку.
–Таня! Стой! Мама… умерла…
Шок и сожаление на лице Таньки были неподдельными.
–К-как умерла? Я же… не так давно видела ее? – пролепетала она.
–Уже… семь дней, нет, восемь, как матери не стало! – срывающимся голосом сказал Вадим. Оказывается, сказать вслух это не так и просто.
– Прости… я сожалею… – выдавила из себя Танька, – ну, тогда пойду, не до меня тебе… – она повернулась к нему спиной и зашагала прочь на высоченных каблучищах, явив его взору объемный зад под тонкими лосинами. Вадим скривился.
–Я еще зайду, – бросила она через плечо и дала деру по замерзшей дороге.
«Эх, растреплет же всем теперь!» А ему так хотелось еще какое-то время побыть наедине с самим собой и спокойно погоревать по матери. Он от досады пнул сугроб.
«Надо же было в первый день встретить именно ее!»
Глава 3. Старые друзья
Но он ошибся. Никто к нему не пришел. Вадим сходил в сарай, нарубил дров, хоть дровник и так был полон, вымыл полы, сварил картошку, посмотрел пару фильмов на планшете, но никто не пришел.