Шрифт:
– Может, вы пожелаете выйти в сад?
– робко предложила она.
– Там особенно хорошо утром.
Говоря, невеста глядела на Ати, но потом опустила глаза. Голос ее, мелодичный и тихий, был лишен истинной музыкальности. Ему как будто не хватало чего-то - и, в то же время, своим несовершенством он как будто приглашал поддержать. Приглашал, однако, не жалостливо.
В ответ Ати склонился к самому узорному полу. Каменные плиты больно ударили по костяшкам пальцев, но он не подал вида.
– Это было бы счастьем! Но прежде, молю, примите мои дары. Я собрал их в надежде, что они развлекут вас немного. Хотя вряд ли что-то в этом ларце достойно такой красоты.
Дары Улинат приняла - и радость ее казалась, как и положено, искренней. Ати, однако, подумал, что за этой радостью она печальна. Оттого ли, что думала выйти за другого, или отчего-то еще?
Оставив ларец слугам, они направились в сад. Невеста шла так тихо, что в какой-то момент Ати забыл, что не один. Но потом она повела беседу, невесомую почти, и разговор одиночества не испортил.
Они остановились в беседке, через которую текла вода, и сели по разные стороны от потока. Тот вращал сложную конструкцию из брусьев и колец, которая едва слышно звенела.
– Я бы хотела спеть вам, - сказала Улинат и подняла лютню.
– Если вы позволите мне.
Ати, конечно, позволил. Слуги принесли им каждому по кубку коричного напитка, и невеста тронула струны. После - запела. Он пил и слушал, но больше - смотрел, ведь именно это предполагалось сейчас. Бережная выверенность движений, нежный наклон стана и головы, мечта и нега взора: все это предлагалось ему оценить. В конце встречи жених должен остаться доволен. Зная это, Ати не мог не чувствовать неумолимого ожидания.
Улинат не была особенно хороша собой, но и дурна не была. Кому-то ее тихость и худоба показались бы скучными, но Ати куда больше оттолкнуло бы, окажись она чересчур бойкой. Он не думал после свадьбы общаться с женой много, и тем более не искал в браке любви. Ему было спокойнее допустить, что она не станет ни требовать, ни тосковать; что способен ошибиться, не предполагал даже.
В самой глуби души, тем не менее, Ати все равно не был доволен. Куда важнее ему казалось сейчас посвятить себя всецело делам, ведь отцу стало не на кого положиться. А свадьба, знал он, что-нибудь, да изменит.
Песня смолкла, и пришло время оценить ее.
– Никогда прежде не слышал пения настолько чудесного!
– восхитился Ати и сам почти поверил себе.
– Где отец нашел вам таких учителей? Должно быть, он очень вас любит.
Улинат улыбнулась и вновь опустила глаза.
– Любовь моего отца подобна солнцу и так же щедра.
Они поговорили еще немного: о музыке и учителях, о кистях и рисунках, о том, как хорош, и вправду, на подступах к полудню был сад. Наконец, Ати поднялся.
Притронуться к невесте он до свадьбы не мог, но призраком касания предложил встать и ей. Ати рассчитал точно, однако, возможно, был чересчур смел. Улинат вздрогнула и выронила лютню. Та упала на камни беседки; звон струн заглушил на мгновение звон воды в хитроумной конструкции.
Невеста замерла - и Ати подумал, не лишится ли она чувств. Не заплачет ли, не кликнет ли слуг. Ведь это была дорогая, любимая вещь. Хотел поднять лютню - но тут она нагнулась и подняла сама.
– Все ли в порядке?
– спросил Ати, хотя уже видел, что да.
Улинат провела по дереву пальцами и отдала лютню тут же оказавшейся рядом девушке.
– Беседа с вами сделала меня рассеянной, - извинилась она.
– Мне давно не было так хорошо.
Эти слова, а еще то, что она не стала ждать чужой помощи, украсили ее больше, чем пение или одежда. Ати вдруг подумал, что будет рад увидеться снова.
Они прошли через сад обратно, и прежде, чем невеста ускользнула в свои покои, Ати достал последний подарок. Который еще недавно не знал, отдаст ли.
– Возьмите. Пусть это принесет вам удачу.
Теперь Ати собирал шепти нечасто и поразился, насколько подошли сине-зеленые камни последнего к платью и глазам Улинат. Как если бы, собирая, он угадал - еще не зная, что именно должен угадывать.
– Спасибо, - тихо вымолвила Улинат и исчезла за дверью.
Он вернулся в главный зал - и там, конечно, уже ждал военачальник Илу. Слуги накрыли стол заново и исчезли, а Ати опустился на пол и отпил вина. Теперь, наконец, было время.