Подземелья встретили гулкой, настороженной тишиной. Охрана была напряжена, тени мелькали в углах -- все понимали, что, если ведьма каким-то образом ускользнет из-под стражи, полетят головы.

 -- Где она?
– - спросил Дойл, плотнее запахивая полы теплого плаща.

 -- В красной камере, милорд, -- отозвался один из теней, Террон, -- она самая надежная. Я распорядился перенести инструменты для допроса ведьм поближе.

 -- И поставь жаровню, -- кивнул Дойл.
– - Нам предстоит долгая ночь.

В камерах отчетливо ощущался приход зимы -- изо рта при каждом выдохе вырывались облачка пара, а стены блестели ледяной коркой.

Майла сидела в углу красной камеры с плотно скованными и замотанными мешковиной поверх цепей руками, в железном наморднике. На ее лице отчетливо виднелся наливающийся кровоподтек -- видимо, кто-то из теней не удержался от пары ударов. В углу лежало синее льняное платье с золотой оторочкой.

Дойл привычно устроился на табурете недалеко от выхода. К его ноге подтащили жаровню, на деревянный стол выложили щипцы, иглы и клещи. Майла заметно вздрогнула от этих приготовлений, и Дойл ощутил определенное удовольствие. Это было правильно -- то, как она боялась предстоящий пыток.

 -- Террон, -- позвал Дойл и, когда тень появился в поле его зрения, велел: -- будете записывать. Его величество может захотеть подробнее ознакомиться с делом, так что не упускайте ни слова.

 -- Слушаюсь, милорд, -- он разложил на столе возле инструментов несколько листов бумаги, писчий прибор и приготовился записывать. А Дойл велел снять с Майлы намордник. Она закашлялась, сплюнула на пол кровавую слюну и спросила зло:

 -- Что дальше? Что вы со мной сделаете?

Почему-то Дойлу казалось, что теперь, когда притворство больше не нужно, она заговорит хриплым голосом настоящей ведьмы. Но нет -- это был звонкий голосок Майлы. И это было страшнее всего. Ведьма не была старой сморщенной каргой. В ее лице не было ничего порочного, уродливого или отталкивающего. Самое мерзкое в ней крылось внутри.

Дойл понялся с табурета, подошел к ведьме и заглянул в ее голубые фальшиво-красивые глаза. Этими глазами она смотрела на сотни умирающих по ее прихоти людей, не чувствуя и капли жалости. Бросил взгляд на полные розовые губы, которые однажды поцеловал: этими губами она произносила свои заклинания.

Руки сами собой сжались в кулаки: он прекрасно понимал, почему тени не смогли отказать себе в удовольствии ударить ее.

 -- Что вы сделаете со мной?
– - теперь в ее голосе звучал страх.

Дойл все молчал. Внимательно изучил разложенные на столе приспособления, особенно уделив внимание иглам и клещам, пытки которыми могли длиться практически бесконечно, в отличие от грубой и тупой дыбы или кровавой и смертельно-опасной девы.

 -- Раздеть ее, -- приказал Дойл спокойно. Ничто так не унижает, как отсутствие одежды, последней, пусть и слабой брони, естественной защиты, которую Всевышний даровал слабому человеческому телу.

Тени равнодушно разрезали платье кинжалами, содрали и отбросили в сторону, оставив на руках болтаться обрывки рукавов. Ведьма задергалась, явно желая прикрыть грудь, но скованные руки не позволили этого сделать. На ее щеках заблестели слезы.

 -- Может, вы еще и насилуете подозреваемых?

Дойл сглотнул подступивший к горлу ком:

 -- Я скорее собственноручно оскоплю себя, чем трону тварь вроде тебя. Впрочем...
– - он оглянулся на теней, -- не обещаю, что все остальные страдают такими же приступами брезгливости.

Тени молчали, как им и подобает, а Дойл выбрал небольшие стальные клещи и продолжил уже ровным тоном:

 -- Зачем ты наслала чуму на Шеан?

Он не удивился тому, что Майла замотала головой и начала клясться, что не делала этого. Как будто хотя бы раз было иначе, как будто хоть одна ведьма сразу признавалась в своих преступлениях. Палач в облачении тени протянул было руку к выбранным Дойлом клешням, но Дойл качнул головой и собственноручно, обернув тряпицей ручки, опустил в жаровню.

Долго ждать не пришлось -- металл раскалился быстро. Ведьма забилась в цепях и закричала, что ничего не делала -- снова.

 -- Зачем ты наслала чуму на Шеан?
– - повторил Дойл, поднося клешни почти к самому ее лицу, чтобы она кожей почувствовала их жар.

 -- Я не делала этого!
– - повторила она и шепотом добавила: -- пожалуйста.

Долгую секунду Дойл пытался найти в ее глаза хоть что-то: искренний страх, осознание невиновности, слепую ярость, злобу -- что угодно. Но видел только васильковую ясную кокетливость, как будто глаза тоже были ненастоящими, неживыми. Именно поэтому он одним точным движением прижал клешни к коже на ее голой груди.

Глава 35

Надсадный, вынимающий душу вопль огласил подземелья. Завоняло паленым мясом и сразу же следом -- мочой. Дойл не позволил себе ни единой гримасы отвращения и повторил:

 -- Зачем ты наслала чуму на Шеан?

 -- Я этого не делала!
– - провыла Майла и забилась в кандалах еще сильнее, царапая себе руки, выворачивая запястья.

 -- Доказательств твоей вины достаточно. Признайся -- и я позволю тебе умереть на плахе, а не на костре, -- произнес он.
– - И избавлю от боли.