— Как можно! Мне сдают вещи живые-с! Две серебрушки и половину медяков. И я дам на вашу жердиночку старые чоботы.

— Две серебрушки и чоботы! Или мы уходим к Вафею, — сердито заявила Вирта.

— Эх, как можно? Даже не поторговались, — сплюнул горбун, а посетитель громко рассмеялся.

— Калоц, не жмись! Гони и третье платье, где ты ещё такую болезную найдёшь? Пользуйся! Лет десять ещё и у тебя все сгниет.

— Да что говоришь? Я и так в убытке! Сгинь!

— Я тебе пяток медяков подкину, давай его сюда!

— И откуда ты здесь появился? — скривился горбун и через пару минут кинул в веселого мужика свертком.

Тварька обхватила два платья, свёрнутые тугими рулетами, и сверху прижала чоботами к груди. Такого богатства она отродясь не видела, а потому то и дело расплывалась в счастливой улыбке. И получала тычки в бок от Вирты. Третье платье ей почему-то не дали, его держал посетитель. Он вызвался проводить их, и теперь эта парочка весело гомонила сзади. То и дело над мостовой раздавался заливистый хохот. Вот бы у Вирты сладилось!

В лавке Ладмы ухажёр Вирты пошептался с хозяйкой за занавеской. Через минутку та выскочила с горящими щеками, посадила Варьку на деревянную скамейку посередине комнаты, плюхнула вонючую кашу на голову и втерла, потом вытерла мокрой тряпкой, и еще дала флакон, втирать раз в неделю в корни волос.

Мужик проводил их до весёлого дома и остался на крыльце с Виртой. Тварька вся извелась, пока дождалась спутницу, но та поднялась наверх совершенно счастливая.

— Чего светишься, орлик нашла? — поднял глаза от книги Фитц. Он был самый грамотный из всех. Даже писать умел. Матушка заставляла его заполнять приглашения на большие праздники.

— Да ну тебя, — отмахнулась Вирта. — Вон, Тварьке шмотки купили. Матушка теперь велела ей платье носить.

— Велела? — удивилась Тварька, она думала, что это праздничные наряды. Как же работать в них?

— Одевайся в зеленое и пошли к Матушке, — кивнула Вирта, она лучилась светом и сразу помолодела: красивая, хоть и не такая холёная, как вредина Крейна. И мягкая, милая… Тварька раньше мечтала, чтобы она её матерью оказалась, ведь меньше всех накидывалась и била.

— Хм, не так плохо, — одобрила Матушка вид служанки. — Так, завтра утром на крыльце тебя будет ждать старик. Туда оденешь старую одежду. У Шинды возьмёшь сверток для него — еду. Пойдёшь с ним, он тобой займется, а то молодая, а горбатая. Ты у Диго порядок наведёшь, постираешь. К концу завтрака как раз поспеешь обратно. Два раза в неделю ходить будешь. Да, ты горничной теперь работаешь. И смотри, учись, как волосы причесывать, лицо красить, тебе рано ещё, но… И с Фитцем зайдёшь ко мне к тешному часу. Иди. А ты, Вирта, останься.

Вирта после Матушки собралась и убежала в город.

— Ха, вот и выгнали старуху, — заметила Крейна, подпиливая пластинкой ногти. — Воздуха больше будет. Еще бы тебя, Тварь, куда сплавить…

— А её теперь Айве зовут, — зевнул Фитц. — И скоро она будет больше тебя зарабатывать.

— Кто, она?! Ффи, кто на неё позарится? — фыркнула красавица. — Кривоногая, сутулая, плоская. Ничего не забыла? А, страшная! Клиент звериные уши увидит и сбежит, скажет, дикарка, или прирежет. А когда клыки заметит….

— Нет, зря ты. Клиент необычное любит, чудное, вот и будет очередь на Айве стоять. А уж Матушка взвинтит цену, — оживился Фитц. — Спорим, она для особых клиентов её готовит?

Тварька села на кровать. Необычных, хмм. Клиенты тут в основном свои, местные. Редко проезжие наведываются. А эльфов все боятся и ненавидят, война-то идёт. Здесь их нету, герцогство ближе к середине королевства. А там, на окраине, то дровосеки выпилят кусок лес для строительства, а их потом находят мертвыми. То эльфы вырежут деревеньку, прилепившуюся недалеко от леса. Так и тянется вражда уже много лет — непонятно чего делят. Кошмары друг про друга рассказывают. Здесь, например, эльфами детишек пугают, что с темнотой они хвать детей из кустов, или младенчикам мор насылают в снах, потому они и орут как оглашенные, а потом мрут… А тут остроухая, в серёдке королевства. Вот и приходится все в платке, да в платке… И как мать ухитрилась от эльфа понести? Где она его нашла, спрашивается? А Вирту — жалко, она — все-таки добрая. Хоть и не показывает этого.

— Тварь! Почини! Постирай, погладь, раз ты горничная. На! — кинула тряпку в Варьку Крейна, прицелилась, зараза — прямо в лицо попала. Ну, почти.

— А я на рынок за новой. А то клиентов не в чем встречать. Фитци, идем со мной? — ласково пропела красавица последнее.

— Неа, сама. Неохота. И бросай остроухую Тварью звать, Ма разозлится. Её теперь Айве зовут.

— А имя дурацкое! — заявила Крейна уже у дверей.

— Не скажи-и-и, — протянул Фитц. — На юге фрукт такой растёт, говорят, душисты-ы-ый!

— Тьфу, Айве… — послышалось ворчание Крейны за дверью.

— Айка, иди ко мне! Брось ты эту тряпку, — позвал Фитц.

Тварька насторожено подняла голову. Этот юный красавчик ох, как не прост.

— Я починю, перешью на себя, носить буду.

— Брось! Крейна если увидит, глаза выцарапает. Иди сюда, смотри, — и парнишка вынул из-за пазухи часы на цепочке.

Тварька мгновенно оказалась рядом — такой красоты она не видела. Блестящий серебряный корпус, а на нем по бокам мелкие камушки, как слезки. А на крышечке цветок из них выложили. И серединка у него — голубоватая. И блестит… А стрелочка внутри так и шагает… Чудо!