–  Мне очень жаль, что так вышло, лис... Виктория, - исправил он сам себя.

Я поняла, что Лофрэт думает, что недостоин больше называть меня прозвищем, которое он дал мне как своей дочери. Печально. Он приложил руку к моей щеке и посмотрел на меня уставшим взглядом.

–  Я долго не хотел осознавать и принимать то, что ты должна быть со своей настоящей семьей. Какой бы она ни была, - бросил он недовольный взгляд на Кэйко, и я даже не знаю, почему.

Слезы катились у меня по щекам, и он тоже не мог сдерживаться. Глаза исчезали в морщинах, нос и щеки покраснели, лицо стало мокрым. Кончики губ опустились, но он продолжал улыбаться сквозь слезы.

–  Ты должна знать, что я любил тебя всегда как свою собственную дочь, и никакой другой дочери у меня не будет, я...

–  Пап, не говори так, словно собираешься помирать! - хмуро возразила я. - Я тебе не дам! Все равно ты останешься моим единственным папкой, которого я люблю. Прости, что назвала тебя по имени.

Он провел пальцем по моей щеке и ответил:

–  Я хотел увидеть тебя прежде, чем умру. Слышать от тебя эти слова и видеть твое лицо последним, что я вижу в этой жизни - самое лучшее, что могло случиться со мной перед смертью.

–  Пап!

–  Я вижу эти глаза и думаю о том, что... - голос оборвался, он судорожно вздохнул, мышцы шеи напряглись, я вытаращила глаза и сжала его руку.

–  Кэйко-сама, сделайте что-нибудь! - умоляюще воскликнула я, обернувшись и глядя на женщину.

Ее лицо было непроницаемо и спокойно. Идеальная маска. Мне стало немного не по себе, когда она заговорила бесцветным голосом:

–  Прости, но нельзя уже ничего сделать. Я говорила тебе это и раньше.

Я всхлипнула и услышала, как он хрипло выдохнул. Потом увидела, как папины глаза медленно закрылись, а его рука соскользнула с моей щеки, повиснув на краю кровати.

Папка помер.

Я не сразу осознала то, что произошло. В ушах у меня зазвенело, перед глазами словно появилась пелена тумана. Это было похоже на кошмар, в котором кричишь без голоса и не можешь решать свою судьбу. Передо мной словно пронеслась вся жизнь. Все наши совместные с папкой дела, болтовня, смех, игры, обучение, завтраки, обеды и ужины. Все осталось у меня лишь в голове, такого больше никогда не будет. И мы никогда не вернемся вместе в королевство. Все. Его нет. Нигде.

Наконец, я поняла, что случилось. Внутри защемило, стало больно и тяжело.

–  Он... умер, - проговорила я ломающимся голосом и, убрав от него дрожащие пальцы, поднялась.

Он был мертв, окончательно и бесповоротно. Слезы крупными градинами текли по щекам, скатывались на губы, и я ощущала их солоноватый вкус.

«Почему так скоро? Он не успел даже договорить! Мы не успели вернуться! И во всем виновата я... Если бы мы только сдались! Ничего бы этого не было. Я бы до конца жизни не узнала правды и жила спокойно, а папка был бы жив. Глупая, глупая Виктория!»

«Но тогда бы и меня не было», - грустный голос Виктора в голове.

«Ты-то еще зачем нужен?! Всего лишь часть моего сознания! Никто!»

Я не должна была быть с ним так груба. Виктор не был ни в чем виноват. Боль и сожаление заставляли произносить меня такие слова.

«Молчишь?! Ну и молчи!»

Я размазывала слезы по щекам, когда вдруг ощутила касание рукой моего плеча и, обернувшись, увидела перед собой лицо Кэйко, идеальное и спокойное.

–  Его нужно отпустить и отправить дальше.

Я некоторое время молчала, глядя на безжизненное тело отца, ком в горле не давал мне ничего сказать, потом я, наконец, проговорила:

–  Ладно.

Мне не хотелось сейчас говорить о том, кто был моим настоящим родителем, кто нет. Пока что я решила отложить мысли о Кэйко, как о моей матери. Сейчас я просто хотела проститься с отцом.

Я услышала, как Кэйко-сама позвала охранников и сказала, чтобы все приготовили к кремации. Что ж, так будет даже лучше. Она взяла меня за руку, я кинула последний взгляд на отца, и его укрыли белым покрывалом пришедшие слуги. Я вышла вслед за Кэйко из тюрьмы.

Глава двадцать шестая. Последние сентябрьские дни (1)

Поздно вечером того же дня я стояла на холме за замком и развевала прах отца. Ветер был довольно сильным в эту ночь, поэтому останки Лофрэта отнесло в сторону леса в считанные минуты. Кэйко-сама... (то есть, просто Кэйко) сказала, что дух ветра позаботится о папе лучше, чем любой другой. Спиной я ощущала присутствие Линдо. Сюда я пришла только с ним. Охранники стояли поодаль, наблюдая за нами. Кэйко, видимо, по-прежнему не доверяла нам, но, по крайней мере, она сказала не мешать мне прощаться с отцом, за что я ей благодарна. Небо совсем почернело и я едва различала предметы в сумерках. Холодный октябрьский ветер развевал мой плащ и волосы, бросая их на лицо. Я еще немного постояла, при этом завинтивая крышку на сосуде, где находился прах моего отца.