Рис хранил молчание, его брови сошлись над переносицей. Хелен предположила, что он готовился спорить и дальше. Она была весьма удивлена, когда он тихо произнёс:

– Прости меня, Хелен. Я не подумал. У меня не было права уничтожать что-то, принадлежащее тебе.

Зная, что он не тот человек, который часто приносит свои извинения или испытывает смирение, Хелен почувствовала, как её раздражение постепенно тает.

– Вы прощены.

– С этого момента я буду обращаться уважительно с твоими личными вещами.

Она криво улыбнулась.

– У меня не особенно много личных вещей, разве что две сотни комнатных орхидей.

Его руки переместились на её плечи, играя с лямками её сорочки.

– Ты хочешь забрать их все из Гэмпшира?

– Не думаю, что для них всех найдётся место.

– Я найду способ, чтобы ты смогла держать их здесь.

– Разумеется... – его пальцы рисовали круги на её плече, нежно соблазняя. – Я намерен обеспечить тебя всем необходимым, чтобы ты была счастлива. Орхидеи... книги... шёлкопрядильная фабрика, выпускающая чулки только для тебя.

Смех застрял у неё в горле, а пульс участился от его неторопливой ласки.

– Пожалуйста, не покупайте для меня шёлкопрядильную фабрику.

– Вообще-то, она у меня уже есть. В Уитчёрче.

Он склонился, чтобы поцеловать бледный изгиб её плеча лёгким прикосновением рта, таким же тёплым и невесомым, как солнечный свет.

– Как-нибудь я возьму тебя с собой, если хочешь. Грандиозное зрелище: вереница огромных машин, скручивающих шёлк-сырец в нити тоньше, чем пряди твоих волос.

– Я бы хотела на это посмотреть! – воскликнула она, и её неподдельный интерес заставил его улыбнуться.

– Значит решено.

Он пропустил сквозь пальцы её распущенные светлые локоны.

– У тебя не будет недостатка в лентах и чулках, cariad.

Укладывая её в кровать, он потянулся под сорочкой к поясу её панталон.

Хелен напряглась, вцепившись в его руки.

– Я очень застенчива, – прошептала она.

Его губы нежно блуждали около её уха.

– И как же застенчивые женщины предпочитают, чтобы с них снимали панталоны? Быстро или медленно?

– Быстро... Я думаю.

Не успела она сделать и следующего вдоха, как её панталоны оказались стянуты вниз и немедленно отброшены прочь, а по обнажённым бёдрам побежали мурашки.

Рис встал и начал развязывать свой галстук. Поняв, что он собирается раздеться прямо у неё на глазах, она скользнула под простыни и стёганое пуховое одеяло, резко натянув их до самых ключиц. Кровать была мягкой и чистой, с ароматом сухой стиральной соды, этот запах успокаивал её, напоминая о Приорате Эверсби. Она неподвижно уставилась в камин, замечая все движения Риса боковым зрением. Он расстёгивал воротничок и манжеты, и вскоре отбросил жилет и рубашку в сторону.

– Смотри, если хочешь, – как бы между прочим сказал он. – В отличие от тебя, я не застенчив.

Подтягивая простыни ещё выше к самой шее, Хелен рискнула робко взглянуть на него... и уже не смогла отвести глаз.

Рис представлял собой великолепное зрелище, на нём были только штаны, подтяжки свободно свисали вдоль стройных бёдер. Его торс выглядел необыкновенно крепким, словно был пришит к костям с помощью стальных нитей. Казалось, он чувствовал себя совершенно свободно полураздетым. Рис сел на край кровати и начал снимать ботинки. На его спине были сплошные мышцы, их контуры так чётко вырисовывались на загорелой коже, что та блестела словно отполированная. Когда он встал и повернулся к Хелен, она удивлённо моргнула, увидев, что на его широкой груди абсолютно нет волос.

Зачастую, когда её брат Тео беззаботно разгуливал по Приорату Эверсби в халате, на верхней части его груди виднелись жёсткие завитки. И когда младшего брата Девона укладывали в постель после переохлаждения, Хелен заметила, что у него тоже был волосатый торс. Она предполагала, что все мужчины в этом плане были одинаковы.

– Ты... гладкий, – вымолвила она, её лицо пылало.

Он едва улыбнулся.

– Это фамильная черта Уинтерборнов. Мои отец и дядя были такими же. – Рис начал расстёгивать брюки, и Хелен тут же отвела глаза. – В мои подростковые годы иметь оголённый торс, словно у мальчишки, в то время как остальные в моём возрасте отращивали настоящий ковёр, было сущим проклятием, – продолжил он печально. – Мои друзья, конечно, насмехались и дразнили меня практически до полусмерти. Одно время у меня было прозвище "барсук".

– Барсук? – повторила Хелен озадаченно.

– Ты когда-нибудь слышала выражение: "Лысый, как барсучья задница"? Нет? Длинные щетинки на кисточке для бритья берутся с области под барсучьим хвостом. Ходила шутка, что у большинства барсуков в Англии, зад полностью выщипан.

– Очень жестоко с их стороны, – возмутилась Хелен.

Рис усмехнулся.

– Таковы мальчишки. Поверь мне, я вёл себя не лучше. Когда я вырос достаточно большим, чтобы поколотить их, они уже не осмеливались вымолвить ни слова.