Принц не ответил. Его головные шипы шевельнулись и изменили положение, которое Леси не говорило ни о чем. Но, судя по тому, как усмехнулся Керраг, это что-то значило.

– Думаю, нам следует отдохнуть. Всем, - с этими словами суург бросил взгляд прямо в объектив камеры, и Леси вздрогнула.
– Как говорят наши меньшие братья-гуманоиды, "переспать с мыслью".

– Почему мне никто не говорил о тардолите?
– спросил Аскарос.

– Ты ведь даже школьный курс не начал, откуда бы тебе знать?

– Ладно... ты прав, это и впрямь надо... обдумать.

– Всё же побудь на корабле, тебя не затруднит? Будет верхом иронии, если тебя сожрут сейчас...

– Я давно перебил всех крупных хищников в округе. Но я останусь при условии, что меня не вывезут тайно с планеты, пока я сплю.

– Слово.

Леси отключилась от камер, когда принц встал с места.

Ее тоже одолевали противоречивые чувства.

Девушка, одолеваемая мыслями, приняла короткий душ и улеглась в постель.

У нее, как и у принца, был свой долг. Хотя больше и не было оружия.

"За Луар, - подумала она, сжимая кулачки и давя снова рвущиеся наружу слезы.
– За синие моря и зеленые леса, за голубое небо и белые снега... ответишь, дарн Шеарх..."

* * *

...Леси проснулась от того, что дверь в ее каюту закрылась.

Резко сев на кровати, она увидела в темноте три тусклых отблеска синего цвета: глаза принца Ксенгаррского и врезанный в лоб тардолит.

Аскарос дарн Шеарх сидел на стуле рядом с кроватью и смотрел на Леси.

Та издала только сдавленный писк, едва пришло осознание, что малолетний суург сейчас ее без труда прикончит. Или направит, что намного хуже: вдохнешь споры-симбионты, и всё, не будет больше собственной воли, а только вложенная программа и воля суурга... хотя Керраг, вроде бы, говорил, что для такого надо долго тренироваться?

– Нам надо поговорить, - сказал Аскарос, видя, что девчонка проснулась.

Та не сразу нашла в себе силы ответить:

– О... о чем?

– О нашем... недопонимании.

Повисла пауза. Девушка с Луара, окончательно проснувшись, прикрылась одеялом и сказала:

– Мне нечего тебе сказать. Но раз уж ты приперся, отвернись, я оденусь.

Принц Ксенгаррский, видимо, хотел возразить, но после секундной задержки отвел взгляд и терпеливо дождался, пока Леси вылезет из-под тонкого одеяла и накинет халатик.

– Всё, можешь смотреть, - сказала девчонка, и когда взгляд синих глаз вновь обратился на нее, добавила, - Валяй, говори, что хотел, и катись отсюда.

– Расскажи мне.

– Что рассказать?

– Обо всем. О себе. О своей планете.

По совсем еще детскому лицу луарки пробежала тень. Она не сразу ответила, но суург терпеливо ждал.

Слова суурга вызвали у нее целую бурю воспоминаний, из-за которых глаза предательски защипало. Но снова расплакаться на глазах врага девчонке не позволяла гордость.

– Зачем тебе это?
– наконец, спросила Леси тихим голосом.

– Хочу понять.

– Что понять?

– Твою ненависть. Свою вину, возможно?.. Не бери в голову, просто расскажи.

– Так хочешь знать, да?
– Леси зло хлюпнула носом, но нашла в себе силы не оторвать взгляда от синих огней суурга.
– Ну так слушай... Я родилась в каких-то трущобах в полной заднице вселенной, куда моих родителей в очередной раз продали в рабство...

Она долго говорила. В сердце девочки горела злая обида за всё: за рассеянный по галактике народ луарцев, оставшийся без дома и без средств к существованию. Вынужденных браться за самую грязную и неблагодарную работу, умирать на чужих войнах, отдаваться в рабство, лишь бы только сохранить жизнь.

За немыслимую жестокость, которую суурги проявили в отношении всех, кто посмел сопротивляться имперской военной машине во Вторую Галактическую войну. За собственную жизнь, прошедшую в жестоком рабстве на задворках цивилизации.

После Второй Галактической луарцы не были одиноки в своей беде. Десятки народов потеряли независимость, территории, нередко - родные планеты. Колонии же без метрополий хирели, становились жертвами алчных соседей или внутренних противоречий, и редко когда успевали начать все сначала...