– Э-э-э... Понимаете, так они же все были тогда государственными...

– Не все, далеко не все. Но перечислите для протокола и для свидетелей, у нас-то в деле все про вас записано.

– В армии служил. В музее работал. В школе...

– Армия?
– вопросительно поднял брови человек в пенсне.

– Нет, - ответил сидящий сбоку и до сих пор молчащий его коллега.
– Нет, по возрасту явно не подходит. Хотя, опыт есть, и мог бы пригодиться, наверное, но только не в строевых частях. Староват для армии.

– Что же, полковником его теперь сразу ставить?
– хохотнул стоящий сзади.

– Тройка пришла к мнению, что в армии вы бесполезны. Все согласны? Все.

– Музей..., - поскреб подбородок.
– Военно-исторический, да? Хм... Это патриотическое воспитание, и это - история. Это сейчас -- очень нужное дело. У нас есть заявки от музеев?

– Нет.

– Вычеркиваем. Что там со школой? Сколько лет?

– Два года, - ответил Карл.

– Кем?

– Директором, учителем истории. Там мужчин, да с дипломом - сразу в начальники.

– А?
– повернулся всем телом молчаливый.
– Наш ведь человек, выходит? Или я не понимаю чего-то? Или где и как?

– Так. Ну, и почему же вы бросили свою школу?

– Я, извините, не бросил, я просто ушел на другое место работы!
– огрызнулся Карл по привычке.

Только беззубо огрызнулся, без злости.

– Нет, вы именно бросили, бросили... Вот, смотрите: вам там работать разве не нравилось?

– Ну, нравилось... Но мне, между прочим, всегда и везде нравилось! Я не работаю, где мне не нравится. И сейчас вот, кстати...

– Вы забудьте уже про сейчас и про всегда, - посоветовал голос за спиной.
– Вы на вопросы отвечайте. И отвечайте по возможности ясно и четко: идет запись. И свидетели должны все слышать. Говорите: вам нравилось работать в школе? Да или нет?

– Ну, да.

– Очень хорошо. Дальше: после вашего ухода в школе стало лучше или хуже?

– Я не могу оценивать...

– Можете, все вы можете... Мы задаем вопрос именно вам. И хотим знать вашу личную оценку и ваше личное сто раз субъективное мнение. Итак, лучше или хуже стало в школе?

– Как мне кажется? Ну, хуже, наверное... Но я...

– Минуточку. Вам слово мы еще дадим. Последний вопрос, уже как человеку, ответившему положительно для нас: как вы считаете, какая ваша работа несла больше пользы обществу, была, так сказать, социально направлена?

– Это опять не мне и не вам судить...

– Никто никого не судит. Мы - не суд. Мы - чрезвычайная тройка Комитета Социального Спасения. Отвечайте немедленно!
– прихлопнул ладонью по столу тот, что в пенсне.
– Какая из ваших работ была социально направленной?

– Ну... В школе, наверное... Так выходит, получается. Если, значит, социально. Наверное...

– Свидетели, вы все слышали? Члены тройки? Ваше мнение, граждане, вижу, совпадает с моим?

– Да, да...

Человек в пенсне достал из кожаного портфеля лист бумаги, украшенный такими же большими печатями, и стал его заполнять от руки. Затем так же заполнил второй.

– Так, свидетели, прошу к столу. Распишитесь здесь. И еще вот здесь. У нас тут нет копий. У нас тут все бумаги - подлинники. Члены тройки, ваши подписи. Так...

Он еще раз просмотрел оба листа, размашисто последним расписался на обоих. Встал. За ним вскочил тот, что сидел сбоку. И сзади послышался шорох вставания.

– Встаньте, пожалуйста, для оглашения решения чрезвычайной тройки, - послышался сзади вежливый голос.

Карл встал.

– Именем социальной революции, по поручению Комитета Социального Спасения, мы, чрезвычайная тройка по вашему району, приняли решение: направить бывшего социально-бесполезного - вот тут вписаны ваши фамилия, имя - в распоряжение органов народного образования с целью использования его в качестве директора школы. Вам дается двадцать четыре часа, начиная с этой минуты, для того, чтобы обратиться в любое управление народного образования. В случае вашей неявки в указанный срок, вы подлежите розыску как дезертир социального фронта. Все. Распишитесь на нашем экземпляре в получении... Расписывайтесь, расписывайтесь. Это не согласие какое-то ваше тут фиксируется. Это - путевка вам. Путевка в жизнь, так сказать.

...

Вот и поработал директором по путевке, так сказать. Так что не надо ему тут о любви или нелюбви к детям. Кто в школе работал, тот это понимает. Дети - это практически те же взрослые, только маленькие и поэтому немного глупые. Не все, конечно. Некоторые, наоборот, даже слишком умные.

В школе, кстати, Карлу даже нравилось. Там были порядок и дисциплина, если все нормально настроить. Когда же совсем все рухнуло, думал, что и сама жизнь закончилась. Куда теперь податься? Что делать? Кризис на дворе...