Если бы у пожимания плечами был звук, то я бы услышала его в трубке.

— Вы позвонили в полицию?

— Мы-то позвонили, но за тебя я волнуюсь больше… — Слава устало вздохнул. — Это творчество на нашей двери — оно ведь только ради тебя. Что ты собираешься делать?

— Для начала найти Веню… — мне надоело бояться. С плеч слетела мантия уныния, а её место заняла ветхая хламида усталости. — Но ещё раньше я собираюсь, наконец-то, добраться до общаги.

— Я удивляюсь твоему спокойствию! — дрогнувшим голосом проговорил Слава.

— У меня просто больше нет сил быть взволнованной.

Пока я добиралась до общежития, Веня стоял у меня на автодозвоне. Но ничего не помогало. Он оставался глух к моим попыткам достать его. Нервишки начинали потихоньку бить тревогу, и сумрак сомнений прорезала смутная догадка: а что если и здесь постарался мой старый «друг»…

И я ступила на территорию моего университета. Сессия закончилась — лето полностью вступило в свои права. В это время общага непривычно пуста. Здесь становится как-то не по себе. Особенно теперь, в вечерний час, когда солнце скрывается за горизонтом и лёгкие сумерки покрывают тихую аллею, трудно представить, что в иные дни здесь кипит жизнь, толпятся люди и ни на миг не расходится гигантская очередь в ванну.

А теперь я здесь одна. Наедине с шелестом гравия под моими неторопливыми шагами. Я смогла действительно полюбить свою альма-матер. Парадоксально, но здесь у меня началось даже подобие новой жизни, отдалённо напоминающей пресловутый диагноз «норма». Мне было бы грустно покидать это место навсегда. По крайней мере, пока я к этому не готова. Магистратура — хороший вариант, своего рода отсрочка этого расставания ещё на два года. За это время я смогу всё обдумать, не отвлекаясь ни на прошлое, ни на будущее. И на многое посмотреть с другой стороны. Лера, да, теперь я зову её только так, помогла мне открыть глаза. Есть настоящее. Настоящее, в котором я могу не сожалеть и не сокрушаться ни о чём вдогонку. Настоящее, в котором я могу ходить на кладбище не рыдать, а с любовью раскладывать свежие цветы на знакомые надгробия. Просто потому что эти люди ушли, а любовь к ним — нет. Даже если почти всё было обманом.

Из призрачного мирка ясности, не спросив разрешения, меня извлёк вид конверта, заботливо переданного мне вахтёршей. «Сегодня принесли, просили тебе передать, как можно скорее» — прокомментировала она. Вид этих небольших клочков сложенной бумаги, в последнее время, наводил на меня ужас. Я точно знала, от кого это. И почти наверняка представляла себе содержание. Эти конверты, как голова мертвой лошади в постели несговорчивого компаньона. Только меня ищет не мафия, а кто-то похуже.

Между духами подписан, их скрепляет договор.

Смерть ту клятву подписала или же желанье жить,

Но с той поры не могут Звери Силу до конца испить.

И зелено-голубая, в Лабиринт заключена,

Мчится вкруг звезды планета под названием Игра.[i]

Если не явишься сегодня, отмеченные звездой исчезнут.

Это так в духе Кёрга! Даже не угроза. Не инструкция. Не объяснение. Просто строчки для тех, кто шёл по пути слышащих. Мол, сам догадайся, а если не догадаешься — тебе же хуже. Кёрг наглядно демонстрирует, что случится в случае неповиновения с помощью поступков, а не слов. Отметины на дверях дорогих мне людей — что здесь непонятного? Если к нему не приду я, он придёт к ним.

Я перевела дыхание и прислонилась к стене. С первого взгляда и не поймёшь, куда бежать и что делать. На самом деле это письмо очень прозрачно. Только нужно быть членом Гильдии, чтобы его понять. Он приглашает меня туда, где мы играли.

В ДК «Лабиринт», где проходил единственный в моей жизни конвент по «Сказаниям Четырёх Ветров». Конвент — это просто большая Игра. Там каждый представлял себя тем, кем никогда в действительности не являлся. Там Кёрг и будет ждать меня, чтобы закончить эту затянувшуюся на пять лет партию. И он знает наверняка, что я приду одна. Потому что не могу иначе. Потому что иначе двери, помеченные перевёрнутой звездой, и люди, за ними скрывающиеся, познают его гнев. Не сегодня и не завтра, но можно быть уверенным, что он доберётся до них неминуемо — сам или опосредованно, но доберётся.

Мне осталось только решить, чья жизнь дороже на этот раз. Моя или их. Одна или несколько. И долго думать не пришлось.

Вагоны метро шли привычной линией. Будто человек, приговорённый к смертной казни, в свой последний день я подмечала всё, что обычно не привлекает ничьего внимания: ржавчину на рельсах, стёртую краску, потрескавшийся мрамор, лица прохожих. Я обдумывала «Сказку о Прыгуне и Скользящем». Мы с Гильдией любили слушать её. И Кёрг тоже. Хорошая сказка, к его страшной философии, не имеющая никого отношения. Но ему, видимо, нравилась её загадочность и кажущаяся многозначность. В конце концов, в этом и заключается талант Кёрга — подвести под свою теорию любой материал.

Что ж, йоханга, говорю я себе. Пора стать Скользящим. Пора исправить свою оплошность и, если понадобится, пожертвовать жизнью, чтобы дать возможность спокойно жить другим. Тем, кого я люблю, и кто любит меня без обмана.

«Лабиринт», до которого пришлось добираться почти час, оказался заброшенным. Как это ожидаемо. Штукатурка осыпалась, балкончики обвалились, буйная зелень скрыла дорожку, тянувшуюся от покореженного забора. Я перелезла через слетевшую с петель калитку и обошла бурелом. Спальный район, тишина, вечер. Двадцать минут от метро. Здесь ни души. А мне совсем не страшно. Я ведь давно ждала этого дня. Пять лет. Парадный вход оказался заколочен. Можно поискать чёрный или влезть в окно — они все разбиты. Начав движение к торцу здания, я услышала шорох позади. Остановилась. Обернусь — и нет пути вспять.