— Ты не знаешь… — пробормотала Лэр, опустив глаза. — Значит, он всё сделал так, как я просила. Твой отец. Спасибо ему.

— Что? О чём ты?

— Пять лет назад, в тот день, о котором нет смысла тебе напоминать, когда в новостях передали о случившемся, я сразу подумала о тебе. Чувство несправедливости просто захлестнуло волной… Я решилась набрать твой номер и узнать всё наверняка. Трубку поднял твой отец. О, как было приятно слышать его беспечный, беспечальный голос! Я спросила, дома ли ты — он уже был готов позвать тебя к телефону, но я попросила его сделать вид, что ошиблись номером. Не говорить, что я звонила тебе. Я знала, что твоя рана слишком глубока и свежа, чтобы я бередила её. Стало бы только хуже.

— Но, я была бы рада поговорить с тобой, узнать, что у тебя всё хорошо! Мне был нужен хоть кто-то, кто понял бы меня…. Я же не знала, что и думать. Вдруг ты тогда не просто ушла, а с тобой случилось что-то… Что-то вроде того, что было с Гунтом… — я прикусила губу, чтобы не расплакаться.

— Я узнала об их планах в ту самую ночь, помнишь, в квартире Кёрга, — она прикрыла глаза. — Ты спала, тебя не тревожили странные шорохи и гул голосов. Но я не могла уснуть, когда в соседней комнате творился этот беспредел. Я не видела, но я всё прекрасно понимала. Знала, что и как. Я спрашивала себя: что я здесь делаю, среди этих людей? Этих нелюдей. Мои друзья ведь были совсем не такие! Мои ребята, моя Гильдия… Они были другими… Могли быть другими! Чёрт дёрнул Крома связаться с этим проклятым Кёргом! Чёрт… — Лэр осеклась. — Он всё придумал заранее. Объявил уже в тот вечер, когда они расправились с Гунтом. «Назначим на начало июля — к тому времени уже всё будет готово» — так он сказал. И все согласились. Конечно, с ним всегда соглашались. Не знаю, что за власть он имел над их умами, но я в тот момент, подавляя рыдания, раз и навсегда решила для себя, что не сорвусь в эту бездну с остальными. Но вот мы вернулись домой, я никак не могла привести план в исполнение, но когда мать Гунта пришла на задворки — я просто не выдержала. Это стало последней каплей. Я поняла: если не начну действовать сейчас — уже будет не спастись.

— И ты была права. А я тогда ничего не желала видеть вокруг… — с горечью произнесла я.

— Права… — Лэр усмехнулась. — С какой стороны посмотреть. Может, так: я была просто малодушной трусихой. Я тряслась только за свою несчастную жизнь. Уйти, убежать от кошмара, бросить безумных друзей. Бросить тебя, глупышку, которая и вовсе ни в чём не виновата. И я ведь удрала — меня ничего не остановило. Я рассказала, почти обо всём, родителям, они услали меня из города на несколько месяцев, «помогать» больной бабушке. И я с радостью уехала в глушь, чтобы переждать бурю. А потом вернулась после того репортажа в новостях… Вернулась в город, который уже не был прежним, как и вся жизнь, в сущности. Но там я нашла тебя живой — это главное.

— Тебе было до меня дело… Приятно слышать, что хоть один человек из тех, кого я считала друзьями, не был обманщиком. Жаль, что с остальными вышла такая осечка. Слышала, говорят, что единственный праздник, который всегда с нами — это бал-маскарад человеческого лицемерия. Чертовски верно, тебе не кажется?

— Я знаю, тебе сложнее, чем мне. У тебя сразу два сквозных ранения. Одно от обманутых надежд, другое — от потери. И ещё неясно, что больнее, — Лэр перевела дыхание. — Но, пожалуйста, не называй их предателями. Я не могу говорить за всех, но точно знаю, что я любила тебя по-настоящему. Как Тина. Как остальных. Ребята не были лицемерами. Они были безответственными, запутавшимися, обманутыми людьми… Дураками, наконец, они были! Но не лицемерами. И Мар, ты знаешь сама, кто угодно бы догадался, любила Крома. Так давно любила, но всё же приняла тебя. Она не испытывала ненависти и когда называла тебя «своей девочкой» — она говорила от сердца. И если Кром… Если он говорил, что ты важна для нас — надо думать, это действительно было так.

— Важна! — выкрикнула я сорвавшимся голосом. — Так сильно, что они не хотели умирать без меня — вот награда…

— Это ошибка, — она мотнула головой. — Чудовищная, ненормальная. Они не ведали, что творили. Этот Кёрг запудрил им мозги…

— Этот Кёрг!

— Психопат! Он фанатик, ненормальный. Я не могу сказать иначе. Не знаю, как он действовал на своё окружение, но избавиться от его влияния было практически невозможно. Кром познакомился с ним на одной из сходок фанатов «Сказаний» в Москве, ещё за пару лет до основания Гильдии. Он почему-то был в восторге от Кёрга. После он познакомил с ним и нас. Мы ездили на эти его странные собрания почти каждые выходные. В чёртовы места: в какие-то подмосковные леса, на заброшенные кладбища… Он выдумал собственную философскую систему, но утверждал, что она основана на тайном знании, заложенном автором в «Сказания». Им так нравилась эта сопричастность тайне, эта фантомная «избранность»… Кром мотался к Кёргу почти каждую неделю, на съезды капитулов, а потом передавал распоряжения его нам… И ребята действительно искренне верили ему. Действительно видели абсолютную свободу только в добровольной смерти…

— Добровольной ли?

— Именно. Только в ней — в этом весь смысл. Ты сам лишаешь себя жизни — ты становишься богом. Это глупость, глупость, я знаю… Но они не знали.

Я опустила голову и закрыла глаза. Теперь всё обесценивается. Куда бежать? Кому мстить? Кто в этом виноват: Кёрг из-за своего лжеучения или эти безумцы, поверившие ему, в него? От всего этого сквозит просто жуткой ненормальностью. Чем-то патологическим, чего не должно быть в человеческой жизни вообще. Но оно есть.

— Тебе нужно уяснить себе только одно… — Лэр взяла меня за руку. — Запомни, что я скажу. Запомни навсегда: если бы Кром не хотел тебя отпустить, он бы никогда не дал тебе убежать.

— Правда? — мне стало больно дышать.

— Иначе не могло быть. Это не в его правилах — уж если он что-то решил, то это железно. Но, наверно, он увидел что-то в твоих глазах, что заставило его усомниться, что смерть — единственный верный выход. Он именно отпустил тебя. Понимаешь, он… Он спас тебя.

Его прощальный подарок.

— Но почему он не убежал со мной? Почему остался там, если всё понял? — горячие слёзы обжигали лицо. — Почему не увёл остальных?

— Я не знаю… Было слишком поздно — все были повязаны смертью Гунта, Кёрг не дал бы им так просто уйти. Тебе… Несказанно повезло выбраться оттуда. Просто чудо. А теперь подумай, Ника, разве он подарил тебе самое ценное на свете — возможность жить, чтобы ты проводила свои дни в отчаянии, будто не замечая происходящего вокруг?

— Но как без них… — я лепетала несвязные предложения. Всё снова встало с ног на голову. Или, наоборот, прояснилось?

Получилась, что Слава спас меня от настоящего, Веня от прошлого — от смерти и страха. А Кром… Он спас меня от ужасного будущего. А я плачу вечным трауром. Но не по нему, а по себе.

— Послушай меня, — Лэр взяла моё лицо в руки. — Когда я заканчивала школу, случилась трагедия. Мой брат погиб. Очень страшно, неожиданно, нелепо. Ему было всего девятнадцать лет. Тот день, когда мы с родственниками собрались на его похороны, будто разделил жизнь на до и после. В тот день закончилось моё детство. Каждый раз с тех пор, когда меня посещают воспоминания о детстве, перед глазами проносятся не беззаботные лица, весёлые игры и дружная семья, а только гроб и искаженные скорбью гримасы. Мы молча смотрели друг на друга и плакали. Мы не знали, что так может быть, не хотели принимать это. Жизнь показалась очень зыбкой и непрочной субстанцией. Я впала в настоящую депрессию, которая неизвестно чем могла закончиться, по настоянии родителей всё же поступила в институт, но бродила по нему словно призрак, ничего не видела кругом… Тогда-то я и столкнулась с Тином… — Лэр усмехнулась. — Он был смешным. И добрым. Не таким, как те люди, с которыми я привыкла общаться. Такой раздолбай… Он был чужд формализму, презирал долг — то есть те вещи, к которым меня приучали с первого класса. Он познакомил меня с остальными. Они так быстро стали моими друзьями, а я — частью Гильдии… Они ведь походили на меня совсем чуть-чуть! Простые ребята, со своими проблемами в семьях, одинокие, сбившиеся в кучу, чтобы спастись. Они говорили о смерти… Обожествляли её, любили. Эдакие танатофилы. Они сказали, что моему умершему брату повезло, что в этом мире, в сущности, ловить нечего. Мне казались забавными их воззрения! Но я всё же была на другом краю баррикады: я примирилась с человеческой смертностью, а со своей жизнью расставаться не захотела — отличница из хорошей семьи, сама посуди, какая смерть? Это нас разделяло. Я видела, что они заигрались, пыталась сказать им об этом, но они только злились. А Гунт стал последней каплей. Я капитулировала в последний момент, — она перевела дух. — И пусть это странно, но благодаря им я поняла одну важную вещь. Возможно, это прозвучит цинично, но, Ника, пойми суть: люди умирают. Всегда умирали и всегда будут. Кто-то раньше, кто-то позже. От болезни, несчастного случая или даже от собственных рук. Но смерть придёт за всеми. И главное — за тобой самим. Это важно помнить. Да, люди умирают. Но ещё люди живут. Все живут. Жили и будут жить, сколько бы трупов не собралось вокруг. Во время чумы, войны и голода, когда теряют близких и далёких — люди живут. Это такая банальность, это так просто. Но не мешало бы напоминать себе об этом почаще, особенно, когда трудно. Именно это и заставила меня уяснить Гильдия. И это и помогло мне не сойти с ума, когда я потеряла их…