К вечеру я пришла в более-менее вменяемое состояние. В шесть нагрянули тётя Лиза с женихом и Слава. К моему ужасу, папа отвёл его в сторону и довольно угрожающе произнёс:

— Что-то вы совсем забылись! Загулялись! Если бы не знал, что Вероника с тобой, я бы просто себе места не находил.

Слава промолчал. Сделал вид, что ему совестно, лишь мельком глянул на меня. Только потом, когда мы вышли из-за стола и остались наедине в моей комнате, он спросил:

— И что это было? Во сколько ты вернулась сегодня?

— В десять… — я опустила голову.

— Во сколько?! — он был по-настоящему удивлен. — Ты чё офигела? И где ты была столько времени? С кем?!

— Ну, мы с Инной ходили на каток, а потом к ней пошли… И я там… уснула немножко, — выдумывала я на ходу.

— Ну ты даёшь! Когда это вы успели такими подружками стать? Раньше, вон, только в школе и общались.

— Что поделать… Приходится как-то спасаться, пока тебя нет.

— Постой-ка… — Слава задумался. — Я только одного не понимаю: почему ты отцу соврала? Почему сказала, что со мной пошла?

— Много будешь знать — скоро состаришься! — я показала Славе язык и выбежала из комнаты, обратно к гостям.

Больше мы с ним вдвоём не оставались — я как могла пыталась избежать расспросов. Слава молчал, но смотрел на меня как-то удрученно. Наверно, я неправильно поступаю, ведь он всё же мой лучший друг, почти что брат, надо ему рассказать, но… Если я только заикнусь, что связалась с ребятами с «задворок» — мне конец. А оставить их я теперь не могу. Я разберусь с этим завтра. Надеюсь.

[i] Песня гр. Элизиум «До завтра!»

[ii] Песня гр. Ляпис Трубецкой «Саня»

Наивные мечты, наивные желания… Я размышляла о прочитанном на следующее утро. Теперь я хорошо понимаю, что мой дневник — не надёжный свидетель, а всего лишь пристрастная мазня. Всё было не так. Всё казалось не тем. Все углы были сглажены, прорехи залатаны, вся пугающая ясность произошедшего была упрятана мной. Намеренно ли? Или просто по незнанию… Или по большой любви.

Что, если бы возлюбленные мертвецы вернулись ко мне? Те, кого я сама зарыла в землю, забила крышку гроба, распрощалась навеки, вдруг пришли за мной? И что, если бы я почувствовала радость от их возвращения? У меня был шанс. Но радости я не почувствовала. Лишь страх и смятение. А любовь?.. От неё не осталось и следа.

«Девушка, у вас всё в порядке?»

Не в порядке. Совсем. На самом деле остался след — кровавый и слишком болезненный. Эта рана, тянущаяся из прошлого, прорезает настоящее и не даёт мне целостно воспринимать сегодняшний день. Вчерашний день. Всю мою жизнь.

Тогда, чуть больше месяца назад, в том злосчастном книжном, почему я была столь неосмотрительна? Рассеяна и задумчива, как обычно. Это просто настоящее провидение — не могла я так просто столкнуться с ним. Он спросил меня, ещё не осознавая всего абсурда вопроса:

— У вас всё в порядке?

Он не был случайным прохожим. Я знаю его. Его голос и выражение глаз заставили меня отшатнуться и бежать без оглядки. Но бросив этот единственный полный ужаса взгляд на обратившегося ко мне, я заметила, что он осознал свою ошибку. Он не за что не решился бы подойти ко мне и заговорить. Если бы он увидел меня издалека и узнал, то поспешил бы скрыться незамеченным. Он не ожидал, что мы ещё когда-нибудь встретимся. Я не ожидала. Я думала, что он мёртв.

— Сестрица! — голос Серёжи вернул меня к реальности. Я уставилась на него с выражением плохо скрываемой растерянности.

— Да, дорогой братец?

— Не сбегаешь ли ты за провизией?

Пока мы так самоотверженно хлебали чай — за встречу и за всё остальное, его запасы в нашем доме критически истощились. По старой памяти, на правах старшего ребенка, меня вновь отправляли в ближайший магазинчик, дабы спасти ситуацию, чтобы не пришлось пить отвар из брусники…

Наверное, я не прошла и пятисот метров, а уже готова была остановиться и заплакать. Здесь всё — память. На каждом шагу что-то напоминающее о моём прошлом. Вот та самая дорога, по которой я ходила в школу, вон угол дома, в котором жила Инна, а дальше «коробка», что превратиться зимой в импровизированный каток — на нём папа учил меня кататься на коньках…

А здесь что-то новенькое — новостройка. Раньше на её месте стояла палатка с мороженым, единственная в городе работавшая всю зиму. В сугубые холода окошко в ней было наглухо закрыто, подходили к ней редко, однако, ободряющая надпись «Открыто — стучите» давала надежду на то, что полакомиться щербетом в -20 ты всё же сможешь. Мы со Славой проходили мимо почти каждый день, но эта надпись или, ещё лучше, торчащая из-под стекла книга, благодаря которой окошко оставалось полуоткрытым во время оттепели, служили нам маяком в бесконечной бели и пурге.