— Ника! — Лэр обняла меня и ввела в квартиру. Я никогда не была у неё. Даже не знаю, здесь ли она жила раньше. — Я так рада тебя видеть!

— Я тоже, — соврала я. В действительности, радости я не испытывала. Разве только страх и интерес. Житейский интерес и животный страх. — Ты хорошо выглядишь.

— Спасибо, но можно обойтись и без этих ненужных любезностей, — Лэр тонко улыбнулась. Конечно, глупо пытаться скрыться от неё за тривиальной учтивостью. Она умна. Всегда была. И она знает меня. Видимо, действительно знает. До сих пор. — А ты вот изменилась. Очень повзрослела.

Она тоже изменилась. Пышной копны рыжих волос как не бывало. Теперь шоколадный «каскад». И черты лица будто строже. Да к тому же очки… Едва ли я узнала бы её на улице, если бы проходила мимо.

— А я теперь работаю учительницей, вот странно, правда? Меня в школу было силком не затащить, — она провела меня на кухню — маленькую, но уютную.

Учительница. Я всегда испытываю к представителям этой профессии какую-то неясную нежность. Наверно, потому что моя мама была учительницей.

— Преподаёшь английский или французский? — уточнила я.

— Французский. С ним сейчас легче найти работу, — Лэр разливала чай по красивым фарфоровым чашкам. Опять чай. Если я не умру от его передоза, то, возвратившись в Москву, перейду на кофе. — А что у тебя с работой? Я ведь прочла твою книгу. Скоро выйдет новая? — она подмигнула.

— Я в процессе… И как тебе? Понравилась? — узнать мнение о своей книге от кого угодно — всегда интересно.

— Да, ты просто молодец. Твоя сказка очень… Близка мне.

— Она про смерть, — как-то не к месту вставила я.

— В том и дело… Раньше смерть стояла в центре человеческой жизни, посмотри, послушай — все сказки о ней, а теперь — она загнана на периферию. Теперь люди не любят говорить о смерти. Она пугает их. Они предпочитают делать вид, что её не существует. Сторонятся больниц, избегают кладбищ, ужасаются при виде черепов и костей, хотя (вот уж неожиданность!) — у них под кожей и мясом ровно такой же каркас. Люди хотят верить, что никогда не умрут. У них почти получилось убедить себя в собственном бессмертии… — Лэр усмехнулась.

Как всё это странно. Ощущение реальности утрачено абсолютно. Я пришла в этот дом, чтобы говорить о смерти. Да, именно за этим я и пришла. Смерть стоит и в центре моей жизни — и от этого уже никуда не денешься.

— Нет смысла делать вид, что это просто дружеский визит «из вежливости». Мы обе знаем, зачем встретились. У нас на двоих одна рана. Поэтому я спрошу только одно: Ника, как ты живёшь? — Лэр смотрела прямо, голос её был спокоен.

— Как я живу?.. — мне показалось, что я сама себя не слышу. — Хочется ответить — никак. Или, вернее, с трудом. Я живу со скрипом и без понятия, как это исправить, — я сжала руки в кулаки. Но посмотреть в глаза Лэр не решилась. Так и продолжала, уставившись в пол: — За своим прошлым я не вижу настоящего. Я не могу ни примириться с ним, ни повлиять на него. Вокруг меня призраки. По ночам мне снятся кошмары. А недавно… — я ухмыльнулась. — Да, недавно! Мне пришло письмо с угрозой от Кёрга.

Лэр слушала молча, с напряженным вниманием, глядя на меня пристально, но в то же время мягко. Глаза её будто безмолвно подбадривали: «да, я понимаю все твои чувства, продолжай, всё это мне знакомо, меня ты можешь не стесняться».

— Недавно я видела его. Иногда мне кажется, что я могу встретить любого из них. Самое грустное — я ведь знаю, что они все мертвы. Одиннадцать трупов. Их было одиннадцать. В этом нет никаких сомнений. Но мне так сильно хотелось в этом сомневаться, что я была готова каждый день встретить в толпе одного из них. Любого. Пусть даже Кёрга.

И однажды так и случилось. Я мысленно вернулась в тот день, в тот миг в книжном магазине. «Девушка, у вас всё в порядке?» — это спросил незнакомец, который оказался Кёргом. Но это мог быть любой из них. Я почти обрадовалась этому вопросу.

Лэр продолжала молчать, выжидательно глядя на меня. И я продолжала:

— Иногда я благодарила небеса за то, что в тот день всё случилась именно так, как случилось. Что я убежала, не застав самого страшного. Я не видела их мёртвыми. Не была на похоронах… Я бы… Не пережила такого зрелища. А когда твой разум убеждён в чём-то, чего не видели глаза — легко обманывать себя и делать вид, что подсознание сыграло с тобой злую шутку. Легко представлять, что твои друзья живы и, может быть, в этот самый момент сидят на задворках и смеются над твоими дурными снами….

Мне захотелось плакать, но я пыталась сдержаться. Второй день подряд я посыпаю солью свою рану, но есть ли в этом смысл? Разговоры закончатся, а что останется?

— Зачем ты позвала меня? — я вдруг задала этот очевидный вопрос, пришедший на ум.

— Чтобы узнать, как ты живёшь, — произнесла Лэр с расстановкой. — И чтобы ты узнала, как живу я.

— И как же?

— Хорошо, — Лэр улыбнулась. — Я живу хорошо. Не хуже, чем остальные.

— Почему?! — вырвалось у меня. — Или… как тебе это удаётся?