Шрифт:
Неловко. И начинать следует Бенедикту.
Из кресла он вылез, распрямился, как будто бы делал что непотребное, и, склонившись, написал на обоих документах какие-то расплывчатые резолюции. Передал Иринею; тот, не глядя, принял. Неловкость превратилась в странную оторопь. При жизни Людвиг Коль не влиял на него так, не обездвиживал.
...Увел гостя дальше, к окну. Это окно, как любая вещь в Преисподней - видимость и мучение: его то ли заложили кирпичами, то ли приспособили переплет и подоконник просто к стене. Бенедикт подумал-подумал, да и брякнул:
– Зачем ты написал прошение о коте? Теперь его замучают. Зачем ты предал беднягу?
– Не замучают, - улыбнулся Людвиг углами губ. Вид у него стал такой, будто бы ему одному известна какая-то очень приятная тайна, и всех остальных глупцов он снисходительно жалеет.
– Я подписал твои прошения и передам дальше. Сам знаешь, тут от меня ничего не зависит.
– Зато от меня очень даже зависит. Ты при жизни умел читать и писать на языке Эзопа.
– Но зачем все-таки ты приплел сюда кота?
Людвиг оперся поясницей о подоконник; при жизни он больше на лавочке сидел, но тут было слишком высоко.
– По нескольким причинам. Отсюда можно незаметно выйти?
– Угу.
– Как при жизни?
– Как при жизни.
– Тогда идем.
Незаметная дверца слева вывела их вон, но это оказалось странным местом. Так же, как в городе N., мостовая, лет триста назад замощенная булыжниками. Улочка сворачивает чуть влево, но стены, границы ее - без окон. И прямо посреди дороги поставили жаровню на треноге. Она горит, дает неплохой свет, по мостовой скачут тени. Но две тени падают неверно, и они неподвижны: стена справа остановила тень длинную, а слева прилипла тень то ли репки хвостиком вверх, то ли груши.
– Странно, - сказал Бенедикт.
– Этого не было.
– Вероятно, и нет.
– Зачем, - утомленно вздохнул Бенедикт, - Зачем ты обратился к мне?
– Моя фамилия начинается на К, а имя - на L. Мне тебя не миновать.
Ощущение плоского света все-таки оставалось, оно скрадывало Людвига; легче было видеть не его, а его странную тень. Тени верней и надежней, чем те, кто их отбросил.
– Ты пишешь и знаешь, что ничего на самом деле от тебя не зависит. Но ты почему-то должен писать и даже не спрашиваешь, почему...
– Я знаю, почему.
Тень отмахнулась пухлой ручкой:
– А я - я преподаю источниковедение уличным акробатам и жонглерам! Боги мои, да ведь они все неграмотны! Да и кому здесь нужно это источниковедение?!
– Судьям?
– Они, наверное, собираются посмотреть все это как-нибудь потом. Они могут откладывать на потом. Источниковедение - неграмотным, и актеры не спрашивают, для чего им это нужно. Моему коллеге это нравится, он на своем месте...
– Никогда не мог понять, - обидчиво заявил Бенедикт, - Почему все кругом, за исключением меня, прекрасно понимают... нет, владеют правилами игры. Они вступают, действуют, и все друг друга прекрасно чувствуют. Интересы-то у них шкурные. Я это знал, но не знал, какие именно эти шкурные интересы.
– Вот потому тебя сделали ректором и надолго оставили в покое.
Теперь был заметен Людвиг, не тень, и смотрел он по-доброму.
– Но при чем здесь все-таки кот?
– Смотри! Первая причина. Это прошение - бред. Коты не попадают в Ад, они не грешат. Я буду смеяться, а кое-кто остолбенеет. Как ты, например.
– Но все-таки нехорошо. Жаль кота. Он умер?
– Я оставил его живым. Ты не думай, я этим прошением не предавал его, и я не шутил. Причина вторая. Этот кот - не совсем кот, очень уж похож на святого человека. Хотелось бы создать ему Рай.
– И воспользоваться мною и Судьями?
– А почему нет?
Нет-нет. Ты сам создашь свой кошачий Рай. Ты сам - старый кот с непроницаемым взглядом. Чеширский Кот.
– Третья - ради тебя. Ты что?
Бенедикт только фыркнул:
– Не думал, что именно ты будешь делать что-то ради меня, да еще в Аду.
Теперь пришла очередь Людвига смотреть так, как смотрят на упрямых дурачков.
– Я пригрел всего одного кота, который не совсем кот и не совсем мой. А ты? Этот твой Игнатий - человек с душевным складом пса или медведя. Он даже тебя близко не подпускал...
В уме Бенедикта наступила ясность, сделалось любопытно. А Людвиг довольно улыбнулся и продолжил:
– Или этот твой фаворит, который по правую руку, с иконным лицом...
– Это Ириней, бывший епископ Лиона. Тот самый, борец с гностиками, - Бенедикт засмеялся.
– Он - мой преемник, но пока не знает этого!
– Ты готовишь преемника? Ого!
– Тогда не называй его фаворитом.
– Это неважно. Я говорю не о нем - о тебе. Ты понял, что ты делаешь?
– Что?
– Ты выбираешь не совсем людей. Человек-зверь. Человек-икона. Чем-то тебя не устраивает человеческая природа.