Шрифт:
– Нет, ты не просто падал назад, - сказала М.
– Это было круговое движение.
– Так, как я обычно падаю вправо, по кругу? Ну да, это она.
– А все-таки ты не теряешь глазами "отвертку", работаешь до последнего.
И они продолжили.
Он чувствовал, как теряет контроль, как расфокусируется взгляд, размывается, растворяется в пространстве он сам - как будто теряет плотность, расплывается. Накатывала слабость, клонила упасть - круговым движением, по спирали. Он изо всех сил напрягал тело и сжимал кулаки, чтобы удержать взглядом "отвертку".
Потом сидел - спокойный, уверенный, что он в порядке, но на самом деле уже в оцепенении, и дышать нормально стал только с команды.
В перерывах М. каждый раз спрашивала, может ли, готов ли он вернуться туда опять.
Он сползал вниз, почти ложился на диван, вытянув ноги на пол, отдыхал. И они шли дальше.
После очередной порции работы ему захотелось лечь и свернуться, почти так, как он лежал в двадцатой сессии - на влажном бетонном полу. Он просто лег и не шевелился. М. спрашивала о чем-то, но Лу не хотел отвечать, не хотел думать, совсем не хотел. Он стал шевелить себя, чтобы не застревать в оцепенении. Оно было пугающе прозрачное, в нем было совершенно нормально, просто не хотелось ни шевелиться, ни думать. Но потом захочешь подумать или пошевелиться - и уже приходится делать заметное усилие, чтобы сдвинуться. И Лу нарочно пошевеливал себя, чтобы оно не затвердевало.
– Нет, мы не можем так работать. Сядь. Давай посмотрим, что там.
Он сел и стал смотреть на "отвертку" - и оцепенение снова овладело им.
– Что это было, когда ты дернулся?
Лу вспомнил не сразу.
– Это я испугался.
– Чего?
– Того, что там. Дернулся и сильно втянул живот, да. Я забыл про это...
– Попробуй сделать так животом еще раз?
Он сделал, и сразу понял, про что это, и поднял руки, ладонями вперед, останавливая работу.
– Я знаю. Знаю в общих чертах. Но я совершенно не хочу знать подробности. Это опять там, где-то у них, и со мной делают что-то очень плохое.
– Встань, походи.
...
Он снова повторил, что подробности знать не хочет совершенно.
– Сегодня не хочешь, - сказала М.
– Вообще не хочу.
...
– Я понимаю, что все равно придется, видимо, проходить через эти подробности, потому что никак не обойти. Но сегодня мы не будем, как-нибудь потом.
Лу держал руку перед собой и смотрел в нее и говорил, как будто читает записанное на ладони.
– Что ты так делаешь, - спросила М.
Он ответил, глядя в ладонь:
– Это не законченный жест. Надо смотреть в ладонь, так можно не видеть что-то большое, на что не хочу смотреть, и видеть его уменьшенное на ладони, как на маленьком экране. Потом нужно сжать кулак, спрятать и убрать это. Я знаю за собой такой жест, когда говорить о чем-то неприятном приходится, или хочется скрыть свои чувства, в общем, такая штука. Это я не себя прячу от собеседника. Это я прячу что-то от себя.
И снова стал говорить, что сегодня об этих подробностях они работать не будут, повторял это в разных формах и не мог остановиться.
– Ты как будто меня убеждаешь, но я и не собиралась ничего такого делать.
– Я оправдываюсь... Я должен мочь. Вообще все и в любой момент.
– Мачо с ранчо...
И Лу заметил, что кулак, в который он спрятал то, о чем не хочет работать, он упирает в бедро, ну как обычно, caballero.
...
Он смотрел и думал: это "улитка", это опасно, я хочу, чтобы у тебя был ключ. Мой личный код от моей "улитки". Чтобы ты могла вернуть меня оттуда.
Потом он отвернулся и сказал, что почему-то очень хочется плакать.
...
– Из-за того, что мы много ходим в очень тяжелых местах, и приходится много плакать и давать себе переживать много боли, и все на глазах у партнера, в его руках... Я теряю свою позицию равного, я застреваю в слабости, в уязвимости, в своей нужде в поддержке, заботе, защите. Это необходимо и очень правильно сейчас прожить, но я теряю себя, свою взрослую силу.
– Африка - туда же. Молодой, неуверенный в себе... Боже, как я устал. Это все мое, мои реакции, это я - но я уже успел быть другим, это уже мне не по росту. Я очень соскучился по себе самому, взрослому и сильному, уверенному. Я хочу обратно всё то, что у меня уже было там и уже было здесь.
...
И когда М. завершала сессию, Лу подумал, что ощущать себя слабым - неплохой способ защититься от того, что валится на него, как гранитная плита, вместе с пониманием назначения "улитки". Быть маленьким, лопоухим, слабым, дурачком. "Посмотрите на меня, где я и где это всё". Очень надежный способ держаться подальше от страшного. От того, кем он был, что он мог и что с ним сделали в конце концов.
И когда он подумал об этом, ему стало бесконечно грустно. Кажется, об этом ему и хотелось плакать: об этой гранитной плите, о собственной силе и ответственности, о своей судьбе.