Появилось сильное желание прикрыть руки в области локтей, внутреннюю сторону сгиба. Он скрестил руки у груди и обхватил эти места ладонями. Пришла мысль, что это про химию, и он не хотел говорить и думать эту мысль. Он сказал, что не хочет говорить, и М. предложила слепой протокол, который как раз годится для... профессионалов. Но Лу не согласился.

– Мне надо это сказать сейчас, вслух, чтобы потом я помнил, что я это сказал еще в сессии, а не придумал позже.

Он опустился с дивана еще раз, чтобы принять ту же позу, а потом понял, что надо лечь на пол. Он знал - понимал в этот момент, отчетливо представлял себе, как, - что полз по полу, там, тогда. Полз как-то бессмысленно, в никуда.

Лу расстроился и разозлился: зачем такие трагические картинки, зачем ему показывают эти героические ужасы, в которые он не хочет и не может поверить.

– Как тебе с этим?
– спросила М.

Лу растерялся. Он начал переспрашивать, в каком смысле и о чем этот вопрос.

– Что ты чувствуешь?

Он не чувствовал ничего кроме бесформенной и бессмысленной пустоты. Это было чистое и абсолютное "никакое ничего". Пустота, никаких ощущений - ровная тепловатая масса внутри. И растерянность:

– Что я должен чувствовать?

Он был готов ответить, он очень хотел почувствовать что-нибудь, чтобы ответить, но он не знал, что он чувствует, и особенно - что он должен чувствовать. Он был готов почувствовать что угодно, только бы ему подсказали... Он переспрашивал и не понимал ответов.

М. сказала потом, что у него было дебиловатое лицо и пустые круглые глаза, настоящие "зенки". Лицо человека, готового радостно подчиняться.

– Помнишь Урфина Джюса и его деревянных солдат?

– Да, у меня был в детстве диафильм... А мне знаешь, что напоминает? В "Обитаемом острове", когда они пролетают над излучающими башнями - вот Гай Гаал... Вот так же. Я на все готов, только не понимаю, что от меня нужно...

– Мы полчаса работали очень интенсивно.

– Полчаса? Я не заметил.

– Такого лица я у тебя не видела никогда, - серьезно сказала М.

Они немного отдохнули. Лу валялся на диване и смеялся, радуясь, что ему смешно, ему страшно - и это лучше, чем вообще никакое ничего.

– Мне теперь не никак, мне как-то, даже если страшно... Я чувствую сильное облегчение от этого. Хотя бы страшно!

И думал: это химия. Это его реакции на химию.

– Отдохнули и хватит, - сказала М.
– Продолжать готов?

И они продолжили работать.

У Лу падала голова, валилась назад, на спинку дивана, и он не мог ее удержать. Попросил подушку под затылок, чтобы не терять взглядом "отвертку".

– Попробуй посмотреть это, как кино, со стороны.

Лу попробовал. Вжался в спинку дивана, отвернулся.

– Я не могу сказать, что вижу. Не могу словами. Легче это показать, - сказал он, ежась и пряча руки.

– Не говори. Продолжай смотреть.

Он смотрел.

Потом он так и не смог записать это от первого лица, как обычно. Вот как это отмечено в его отчете:

"М. предложила не говорить, а продолжать смотреть на это.

Я запишу, что я видел. Это очень маленький кусочек видимого -

(Трудно записать. Попробую в третьем лице.)

Он лежит. Рука, развернутая вверх. Трубка, перетянута рука. Как будто вокруг все такое... лабораторное? И я не вижу, но знаю про шприц (почти невозможно было записать.) Смотреть на это невыносимо.

Не ощущается как страх, ощущается как невозможность и невыносимость смотреть.

В перерывах между работой сидел, засунув руки за спину так, что потом не смог повторить эту позу. Руки так не растут. Прятал внутреннюю поверхность локтевого сгиба. Так далеко, как только мог засунуть за спину, и прижав спиной к спинке дивана.

Невыносимость. Ужас.

И - как вообще возможно этому противостоять. Это опустошающее никакое ничего и дебиловатая готовность. Единственное, что оставляло возможность дышать: что при всей готовности ответить - отвечать было нечего.

Много горя о себе и невыносимость".

Записки сумасшедшего: Жизнерадостный дебил

Неожиданный подарок - из черного ящика выпала еще одна деталька.

Кажется, мы обнаружили следы отличного механизма защиты информации, который, похоже, включался сам - возможно, в ответ на химию.

Может быть, я действительно имел шансы победить.

Если "улитка" рассчитана на то, чтобы быть распакованной при наличии "ключа", то есть - у своих, то это может позволить получить информацию о способах обработки, практикуемых противником. Это ценно.