Закрыв глаза, прислушалась к своим ощущениям и поняла, что это сила Кудельницы, и что бояться нечего. Мне — нечего, а вот другим…

Сила свернулась колючим клубком и приготовилась ждать, я попыталась успокоиться, унять дыхание и ускоренное сердцебиение, и мне вполне это удалось. Я спокойно сошла с дракона, обвела две большие горы вонючих падальщиков, которые заверещали, что долго же им пришлось ждать, и вообще, уже скоро закат, спокойно обошла их и, ведомая силой, подошла к сухой веточке, переломленной надвое.

Маленький падальщик… Тот, который боялся, что опоздал и уже не надеялся когда-нибудь стать красивым… Вчера я радовалась вместе с ним, увидев, как коричневое тельце позеленело и обросло цветами — сиреневыми с золотым. Я была уверена, что у него начнется новая, счастливая жизнь. А теперь он снова был темно-коричневого цвета, сильно ободранный и без единого цветка. Да, я знала, что падальщики не дышат, но опустившись на колени, взяла его в руки и попыталась услышать дыхание. А его не было. Конечно, не было. В моих руках была просто сломленная сухая ветвь.

От злости и бессилия на глазах выступили слезы, но я заморгала, прогоняя их. Обернулась к падальщикам, которые все еще верещали, что я так много уделяю внимания тем, кому оно уже не нужно. И весь мой контроль полетел к черту.

— Кто это сделал?

Падальщики на секунду умолкли, а потом продолжили голосить, что я трачу время на ерунду, а скоро стемнеет и я уйду спать, а им что, и дальше оставаться такими?!

Меня охватила такая сильная злость, что я задрожала, и с благодарностью откинулась на грудь Харди, когда он обнял меня, а коврик отобрал и доверил подлетевшему брату. Коврик, видимо, был под впечатлением не меньше, чем я, потому что даже не возмутился и не попросил, чтобы с ним обращались бережно и нежно. Тихонько пережил переезд.

— Кто это сделал?! — я обвела взглядом падальщиков, но те и не думали ответить или угомониться. Все так же ворчали, что я должна заниматься ими, а не тратить время, и ругались, кто будет первым, а потом самые болтливые и бойкие устали ждать и нагло поползли в мою сторону.

Это зря. Это они очень зря. Внутри меня шевельнулась сила, и с удовольствием отозвалась, когда я к ней обратилась. Я не знала, что именно надо делать, просто интуитивно почувствовала. К тому же, думаю, переняла это от мага. Но стоило мне сконцентрироваться и взмахнуть рукой, как перед падальщиками, которые усердно ползли ко мне, в земле образовалась дыра.

Они возмутились, попытались усовестить меня черными глазками и поползли еще усердней. Другие зароптали, что я должна, что не надо делать исключений, и раз уже начала…

В стороне столпились падальщики, которые кричали собратьям, чтобы одумались, и что так у них ничего не выйдет — видимо, это были вчерашние, и они запомнили, что я за вежливость. Но эти не слушали. Первая партия обогнула ров и принялась ползти дальше, вторые орали, что хватит затягивать и опять же про долг, а я, приняв поцелуй Харди в макушку, который придал сил, показал, что он одобряет, он на моей стороне, взмахнула еще раз рукой. И на этот раз не промахнулась.

В детстве я много времени проводила в тире, мне нравилось смотреть, как падают от моего меткого выстрела железные человечки, у меня просыпался азарт, мне хотелось стрелять еще и еще. Но сейчас, видя, как разлетелся на мелкие куски первый ряд падальщиков, не испытала ничего. Совершенно. И даже когда Харди напомнил, что они соберутся воедино обратно, если я не спалю их, тоже ничего не почувствовала.

Мне было все равно — живы они или нет. Я хотела одного — не видеть их больше. Никогда. Никого из них.

Пострадавшие падальщики, кряхтя, начали собираться, а другие, подумав, что они чем-то лучше, уверенно поползли в мою сторону. Обратившись к силе, я махнула рукой, образовав перед ними глубокий ров и наполнив его водой, в которую они угодили.

— Интересно, — еще один поцелуй Харди заверил, что я все делаю правильно, и я расширила ров, чтобы он поглотил и других падальщиков.

Сначала они по привычке орали, кричали, что я им должна, а потом, видимо, поняли, что лучше закрыть рты и притвориться молчаливыми, как раньше. Маг подошел к ним, с любопытством осмотрел плавающих падальщиков и оглянулся.

— И что теперь?

— Мне все равно. Помнится, у тебя мелькали мысли развеять их?

Кто-то из падальщиков возмущенно крякнул, а когда маг обернулся к ним, они выдали весомый для них аргумент:

— А почему тем можно было измениться, а нам нет? Почему тех преобразили?

Маг предоставил возможность ответить мне, но я промолчала.

— Потому, что они просили, а не требовали. Потому, что они были готовы измениться, и ради этого идти на компромиссы и что-то делать, — теплое дыхание Харди уняло озноб, а слова забрали ощущение, что я неправа. — И потому, что иногда, и наверное, это ваш случай, внешность отражает суть, и сколько ее не меняй, ничего не изменится.