Нужно дождаться рассвета!
– напомнила я сама себе.

Ну, так почти уже рассвело...
– стонало мое взбудораженное сознание.

Не мели ерунду!
– отвечала я ему - Ты знаешь, что именно имелось в виду. Фос не приходит днем. Нужно дождаться, когда станет светло.

Ну никого же нет... Я хочу в безопасное место!
– упрямо твердило сознание.

Нет!
– говорила я - Нужно ждать!

Ну, вот ты стой и жди, а я побежало!
– бодро скомандовало оно, и рвануло мое тело вперед, дав команду приплясывающим ногам, которые понесли меня вперед.

Ах ты, бесхребетная скотина!!! - успела подумать я, на ходу понимая длинную юбку, путающуюся в ногах.

Еще никогда в своей жизни я не бегала так быстро. Спортом я никогда не увлекалась, а потому не приученное к таким смелым физическим нагрузкам тело уже через пару минут возмущенно закололо меня в правый бок, и стало потихоньку жечь легкие. Добежав до середины поляны, я бросила быстрый взгляд назад и убедилась, что точка невозврата пройдена. Теперь, что бы ни случилось - только вперед. Я прибавила ходу. Как же медленно приближаются ворота! Господи, успеть бы! Сердце бешено пульсирует в ушах. Ноги превратились в чужеродный моему телу механизм, который молотит по земле, ничего не чувствуя. В кровь выбросился адреналин, и открылось второе дыхание. Откуда во мне столько прыти? Я не знала, что могу быть такой легкой, такой быстрой. Словно пуля, я летела, почти не касаясь земли, чувствуя, что стоит мне расправить плечи, раскинуть руки - и я взлечу!

Ворота уже близко!

Ну же! Еще чуть-чуть!

Еще секунда, и я спасена!!!

Господи, я сделала это!
– успела подумать я, а в следующую секунду меня захлестнуло, до боли, знакомое ощущение - ледяная рука схватила меня за позвоночник и прокатилась волной холода по позвонкам. Я взвизгнула от неожиданности и отчаянной злобы. Фос позади!

Медведь догонял меня, сотрясая огромными лапами землю, вспарывая дерн острыми, как лезвия, когтями. Огромное мускулистое тело локомотивом неслось на меня, обнажая в хищном оскале жемчужные клыки. Я услышала частое, сильное фырканье, и внезапно горячее дыхание обожгло мою спину. Время замедлилось и превратилось в удушающий кисель, и в отчаянной попытке разорвать его я завопила из последних сил

– ПОМОГИТЕ!!!

Над моей головой пронеслось что-то большое, яркое и горячее, а в следующее мгновенье, оно взорвалось за моей спиной. Взрывная волна подхватила меня. Я пролетела до самых ворот, приземлившись на солнечное сплетение. Воздух в горле стал твердым и встал поперек. Перед глазами все поплыло и стало темнеть. Мир закружился, погружаясь в хаос, теряя четкость и разрываемый гулкими ударами сердца.

Я слышала скрип ворот, взволнованный гомон нескольких голосов, чувствовала, как чьи-то руки, крепко схватили меня и подняли с земли. Дыхание со свистом ворвалось в мои легкие, и прежде, чем сознание покинуло меня, я обернулась туда, где еще секунду назад меня должны были разорвать на части - высокое, стройное тело застыло в боевой изготовке, готовое отразить удар, каждый мускул напряжен и натянут, как струна, жаждущий драться. Прекрасное лицо с правильными чертами искажено звериным оскалом, обнажая снежно-белые зубы, а в синих, как море, глазах - ледяная решимость. Он бросается на зверя как раз в ту секунду, когда медведь заносит огромную, мощную лапу, с когтями - лезвиями.

Глава 7. Чувство вины

Я открыла глаза и увидела огонь. Сумерки заполнили библиотеку серо-синим, расступаясь перед светом, льющимся из камина. Было совершенно непонятно, смеркается или рассветает. Я укрыта пледом, который уже успел полюбиться мне и, судя по всему, проспала довольно долго, потому как шея и левая рука затекли чрезвычайно. Дремота все еще клубилась в моей голове, затуманивая мысли, и я никак не могла вспомнить, как вчера ложилась спать. Внезапно, как это бывает спросонок, дымку полусна сдуло резким порывом вчерашних воспоминаний, и я подскочила со словами:

– Боже мой, Граф!

– Успокойся, милая. Граф жив.
– тихо сказала Ирма, сидящая у меня в ногах.
– Как ты себя чувствуешь?

– Господи, Ирма, как же я рада тебя видеть!
– я откинула плед и бросилась в ее объятья. Она засмеялась. Теплая, нежная она гладила меня по спине и говорила, что я дома, и теперь все будет хорошо. И я верила ей, успокаиваясь под звуки ее тихого голоса и сильного сердца.

– Я думала, он убьёт меня.

– Мы тоже так думали, но слава Богу, Граф успел.

Она отстранилась от меня, накинула плед на мои ноги и расправила его, заботливо укутывая меня. Она взяла с маленького кофейного столика кружку и протянула ее мне. Чай все еще был горячий, но не обжигающий. Я сделала глоток, и тепло прокатилось по горлу, согрело желудок и отдалось эхом мурашек по телу.

– Уверена, что Фос тебя не задел?

– Нет, нет. Все нормально. Что с Графом?

– Он жив.

И тут, несмотря на неважное освещение, я вижу, как она прячет глаза.

– Ирма, что с Графом?
– спросила я, понимая, что дело плохо. Знать бы - насколько? И тут вижу, что все ОЧЕНЬ плохо, потому как Ирма на грани истерики. Она не в силах скрывать слезы, лишь отчаянно машет головой, закрывая лицо руками, словно сама не желает слышать то, что нужно сказать.

– Ну, говори же.

Но говорить она не может - слезы душат ее, не давая сказать ни словечка.

– Где он?

Ирма подняла на меня глаза, полные слез и на какое-то мгновенье я вижу в них сомнение. Но оно мгновенно сменяется решимостью, и она говорит: "Идем".

Бесконечные коридоры и двери замелькали перед нами. Я не помнила точной дороги, но сомнений быть не могло - мы шли к кабинету Графа. Всю дорогу я проклинала себя за ночную вылазку, которая обошлась так дорого. Да только платить по счету приходится Графу и всем тем, кто любит и нуждается в нем, а значит, всем жителям замка. Мне было горько и стыдно. Я боялась осуждающих взглядов и гневных проклятий, но больше всего я боялась такой реакции, как у Ирмы - ни тени упрека, ни слова, ни жеста, и даже строго взгляда, красноречиво говорящего, что все, что произошло с ее хозяином - моя вина. Ничего. Только тихие, горькие слезы, от которых душу выворачивает наизнанку. Мне было так тошно, что я не поднимала глаз. Наверное, со стороны могло показаться, что Ирма ведет меня не к больному, а на смертную казнь. Отчасти так и было, потому как сложно предсказать реакцию свиты, оставшейся без любимого короля. А уж о том, как поведет себя Амалия, я даже подумать боюсь.