Шрифт:
– Вот!
Тамара забрала вещи, но дверь так и не закрылась, и девушка, с усилием встав, выглянула в коридор. Стоящая там маленькая, лет пяти, русоволосая девочка неловко потеребила тонкое кружево на подоле простенького серого с голубыми цветочками платья, помялась немного, а потом подняла на Тамару чистые, серые, как у Даниила, глаза и сказала:
– Тетя Тамара, ты молчишь и тебе плохо. Я чувствую такую пустоту, что мне даже самой страшно... Не расстраивайся, пожалуйста! Все будет хорошо. Честно-честно!
Тамара кивнула, закрыла дверь и тихо сползла по косяку вниз, спрятав лицо в ладонях.
Обратно в Белую Тонь их привез Данила. В отличие от Святослава, машину он вел агрессивно и быстро, домчав их до дома за какие-то десять минут. Если бы Тамара не чувствовала себя настолько уставшей, она наверняка бы вцепилась в сидение, напряженно следя за дорогой. Особенно с учетом того, что оборотень не озаботился даже включением фар, хотя то и дело прячущийся в облаках месяц раз за разом погружал мир в полную тьму.
Перед тем как уехать Даниил глубоко вдохнул пряный ночной воздух и, выразительно глянув на калитку, предупредил:
– Твой кот где-то на улице, Тамара. Во дворе.
– Что?!
– девушка впервые за вечер встрепенулась и поспешила к входу.
– Милы, кстати, дома нет.
Тут уже выругался Святослав, напрасно давший вчера дочери "ключ" от контура дома.
Даниил, покачав головой, выкрутил до упора руль, разворачивая джип. Дома его еще ждал разговор с невесткой и внуками. Это же надо было закопать во дворе его дома "паленое", не известно кем сотворенное заклятие плодородия! Да еще не просто так, а с защитой от вскрытия!
Результатом этого доброго дела стали две спаленные рикошетом от "защиты" вишни (плюс одна слива, случайно задетая Святославом в процессе укрощения), двое испуганных до кончиков когтей котят (ну ладно, это им за дело) и полностью, в одно мгновенье, заросший бурьяном сад (единственный к чему заклятие применилось исключительно хорошо).
Но главное - это Тамара, - думал Даниил, глядя в ночь. В отличие от людей, перед его взором открывались тысячи полутонов, а темная дорога казалась сотканной из серебристых нитей - отражений-отблесков воды, песка, травинок.
– Самое главное - это она. Нужно понять, как действовать дальше. И принять решение.
На калитке изнутри была прикреплена записка: "Я так и знала, что ты сегодня не вернешься! Мне страшно оставаться ночью одной. Я буду ночевать у тети Катерины".
Дверь в дом оказалась распахнутой настежь, внутренняя, с более тугими петлями, была "заботливо" подперта камушком до щели, шириною в ладонь.
Идеально для того, чтобы любопытный скучающий питомец смог сначала боязливо выглянуть во двор, а после, осторожно ступая пушистыми лапками и посекундно озираясь, отправиться на исследование нового мира. Либо для того, чтобы у одинокого, всеми забытого пса, случайно увидевшего открытую дверь, хватило сил просунуть голову и, оттолкнув препятствие, войти в дом в поисках развлечения.
Однако Алтай при виде хозяина радостно, хоть и не слишком резво, выскочил вовсе не из дома, а из своей будки, дежурно поплясал рядом, облизал руки Тамаре, попутно проверяя, нет ли в них лакомства, и с чувством выполненного долга быстренько ретировался обратно.
Пока Святослав звонил своей двоюродной сестре, выясняя, там ли на самом деле находится его дочь (параллельно выслушивая много чего интересного по поводу воспитания подростков и звонков в два часа ночи), Тамара успела бегло обыскать весь двор.
Наконец, отчаявшись, она заглянула в будку как-то подозрительно тихо ведущего себя Алтая, предполагая самое страшное - что пес, вдоволь наигравшись с живой игрушкой, попросту придушил ее и припрятал.
Однако свет фонаря высветил поначалу недовольно приподнятую физиономию Алтая, а после... скрывающуюся за пушистым белым боком столь же недовольную - Инея, доселе, как оказалось, мирно спавшего рядом с псом. Звери сверкали глазами, щурились и отворачивались от света, но из конуры выбираться не собирались.
Тамара погасила фонарь и обессилено присела на лавочку, бездумно и устало глядя сквозь ночь. Святослав, опустившийся рядом с ней, несколько минут тихо и молча злился на себя и дочь, а после посмотрел на девушку, и, вздохнув, легонько обнял ее за плечи и осторожно притянул к себе.
Тамара поначалу напряглась и сжалась, как пружина, но спустя некоторое время все же переборола себя и расслабилась, устало положив голову к нему на плечо. Рядом с ним было спокойнее и теплее.
<