Он исчез в калитке неожиданно.

Дом, куда зашел отец, был краснокаменный с высокими ставнями. Я подпрыгнул, пытаясь заглянуть в окно, но, кроме потолка, ничего, не увидел. Тогда я стал ждать. Время остановилось. Я начал усиленно подталкивать его: поворачивался к дому спиной, медленно считал до десяти и быстро оборачивался или, едва переступая ногами, доходил до колодца и опять оборачивался. Потом - снова. Дом мне был незнаком, и я не мог понять, что отец там так долго мог делать.

Смеркалось. Я присел на скамейку на противоположной стороне улицы, прислонился к забору и задремал.

Проснулся я от холода. Было совсем темно. Окна в краснокаменном доме были черными.

– Проспал, раззява, - рассердился я на себя и побежал домой.

В другой раз я бы боялся бежать один по пустынной улице в темноте, но тогда я был уверен, что дома меня ждал отец и поэтому был храбр, как никогда. Во двор я ворвался запыхавшийся и нетерпеливый. Мама сидела на крыльце и поджидала меня.

– Где ты пропадал, сынок? - спросила она.

Она не умела ругаться.

Я проскочил мимо нее и вбежал в дом. Сестра спала, и больше никого в комнате не было. Я заглянул в комнату дедушки с бабушкой. Они тоже спали. Этого я не ожидал и затравленно уставился на вошедшую маму.

– Ты что-то ищешь?
– спросила она и, не дождавшись ответа, погладила мне вихры.
– Садись кушать, я уже два раза подогревала.

Хлеб показался мне горьким, а молоко соленым: я понял, что ошибся.

Ночью мне приснился отец. Он был в белой рубашке, серых брюках и блестящих сапогах.

Три дня я заставлял себя не видеть этого человека. Однако желание взглянуть на него еще раз оказалось неодолимым.

Был душный августовский день. Я несколько раз прошел мимо его дома, не решаясь заглянуть во двор. Все же я подбежал к воротам и глянул в щель. И сразу увидел его: он возился с мотоциклом в глубине сада.

У соседнего дома забора не было. Я пробрался вдоль его забора поближе к нему. Мне удалось отыскать несколько щелей, но в них я видел лишь его спину в синей майке. А мне хотелось рассмотреть человека, так удивительно похожего на моего отца. Я влез на забор и сквозь ветви стал его рассматривать. После сна его сходство с отцом еще больше поразило меня, и чем дольше я смотрел на него, тем настойчивее вертелась мысль, что этот человек - все-таки мой отец и что вот-вот он поднимет голову, увидит меня и весело предложит:

– Давай наперегонки гайку искать.

У отца не было мотоцикла, но велосипед я помнил. И, конечно, сейчас у нас был бы мотоцикл, да еще с люлькой, и мы по воскресеньям все вместе: отец, мама, Нина и я, - ездили бы в лес за орехами. Я, конечно, сидел бы за спиной отца и громко подгонял бы его:

– Быстрее, быстрее!

Я качнулся, вскрикнул, схватился за ветку и упал в сад.

Когда я вскочил, он стоял рядом, держа меня одной рукой за воротник, другой - за ухо.

– Вот ты и попался, щенок, я тебя узнал, - говорил он, приподнимая меня, как щенка.
– А я, сволочь, гадаю, кто это так ловко обчистил старую яблоню.

Я задыхался, молча и не пытаясь вырваться.

Он поднял отломанную мной ветку, оторвал от нее маленькую, похожую на лесной орех, грушу, вложил ее в рот и, продолжая держать мое ухо, начал меня хлестать веткой. Она была корявая и твердая, как проволока. Потом он посадил меня на забор, ударил напоследок и столкнул.

Я вскочил, совсем не почувствовал боли и, прихрамывая, побежал от этого страшного места.

Год спустя мы уехали из Бутурлиновки. На станции, возле табачного киоска, я в последний раз увидел этого человека.

– Мам, - спокойно спросил я, показывая на него, - этот дядя похож на папу?

Мать внимательно посмотрела и покачала головой:

– Нет, сынок, твой папа был потоньше и выше.

– А волосы, как у папы?

Она еще раз взглянула на мужика.

– Да, волосы его. Папа их зачесывал вверх.

Спустя много лет еще один человек, известный обозреватель Валентин Зорин, больно напоминал мне отца. Но спрашивать у матери, так ли это, я не стал. Когда отец ушел на фронт, ему было всего двадцать девять лет, а Зорин ему в отцы годился.

Герои и трусы

О том, как погиб на фронте мой отец, всякий раз я начинаю вспоминать не с соседа, а с моего первого шефа.

После института меня распределили на московский металлургический завод инженером конструктором. Начальником отдела был Михаил Петрович, известный в прокатном деле человек, написавший книгу по смазке станов. Как-то он взял меня с собой в командировку в Магнитогорск.

Нас встретили в аэропорту и отвезли в гостиницу металлургического комбината. Номер оказался, на мой взгляд, вполне приличным: две белоснежные кровати с тумбочками, большой гардероб, туалет с душем. Что еще надо?