– Да. Пара руберов, три топтуна, и прыгунов пять голов.

– А чего паниковать?
– Спросил Пашка.
– Мы же за стенами. Стены кирпичные. Чего паникуем?

– Для рубера такие стены не преграда.

Пашка понял, что дело нешуточное. Все напряглись до предела. У Шила желваки ходили ходуном.

Бабка поманила Пашку пальцем.

– Возьми снайперку Короткого. Если начнётся, то двух, самых здоровых, бей в глаз. Самое верное место. На мелочь крупный калибр не трать, их мы и из калашей положим. Главное руберов успокоить.

Видно было, что Бабка боится. Когда их догнали Муры, она была абсолютно спокойной. А тут... Даже побледнела слегка.

Короткий протянул Пашке снайперку, а сам вооружился акээмом.

Сидели в темноте и тишине минут десять.

Наконец Бабка выдохнула.

– Уф. Уходят... Уходят в сторону Черновки. Жрать пошли, твари небожии. Ещё немного подождём и тоже будем ужинать.

И тут же взвилась.

– А, мать твою! Каша!

Рванулась на кухню.

Оттуда понеслись маты и проклятия. Мужики двинулись на кухню.

– Ну что?

– Пригорела, - огорченная Бабка выключила газплиту.

Шило приподнял крышку, понюхал.

– Да чё ты паникуешь? Нормальная каша.

– Точно - нормальная?

– Да ладно тебе. Накладывай давай.

Пашка предложил.

– Давайте наверху у Марии поедим. А то ей скучно будет.

– Все согласились.

Пашка достал из рюкзака свой армейский котелок. Мужики посмотрели на него и тоже полезли в рюкзаки. И только Маше положили кашу на фарфоровую тарелку.

Бабка поставила на газ чайник литра на три, и, прихватив кастрюлю с варевом, поднялась следом за мужиками.

Машка проснулась и попыталась сесть, но охнула, сморщилась.

– Лежи, Машенька, лежи, - захлопотал Павел. Подсунул ей под голову ещё одну подушку, подсел с тарелкой и ложкой на край кровати. Нагрёб каши с краю, чтобы не горячо, ещё и подул и поднёс к Машкиным губам.

– Давай золотце.

Она застеснялась.

– Может я сама.

– Ты уже попробовала "сама", - укорила Бабка, - ешь, пока есть кому кормить.

Мария прожевала.

– Ну как?
– Поинтересовался Пашка.

– Странная каша. Но вкусная.

– А что я говорила!
– хмыкнула Бабка.

Кастрюли смели всю. Только на дне, то, что слега пригорело, оставили нетронутым.

Пашка принёс свой Липтон, сахар и шоколад. Бабка тоже спустилась вниз и вернулась с эмалированной чашкой галет и карамелек. Начали чаёвничать.

Ну, что,...
– очень серьёзно сказала Бабка, отставляя кружку, - надо крестить. Чего ещё тянуть.

Мужики согласно закивали.

Посмотрев на настороженный лица новичков, Бабка добавила.

– Это не больно... Почти.

Шило хохотнул.

– Начну с тебя, - Бабка ткнула в Марию, - потому, что с тобой всё просто. Вообще-то женщины в Улье сами выбирают себе имена. Но если бы вы, ребята, знали, сколько у нас тут "Принцесс", "Рапунцелей" и "Диан"! А всё потому, что пустили это дело на самотёк.

Мужики криво посмеивались.

– Но тут у нас - закавыка. Тебя нашла я...

– Да нет же. Мы ведь сами нашлись. Правда, Паша?
– Возразила Мария.

– Не прерывай обряд, - погрозил пальцем Шило.

– Так вот, - торжественно и почти нараспев продолжила Бабка, - тебя нашла я. А я тоже женщина. Поэтому имею кое-какие права. И посему, нарекаю тебя Мария позывным - "Беда".

И перекрестила Машку. Потом трижды перекрестилась сама. На окно.

Мужики следом осенились. Павел подумал-подумал, и тоже сотворил крестное знамение.

Маша сидела удивлённая и даже слегка обиженная.

– Но почему?!...

– Внимание. Объясняю - почему именно "Беда". За три часа пребывания в этом мире тебя укусил заражённый... Раз, - загнула она палец, - Тебе прострелили ногу - два. И тебя чуть не убил дрон - три. Но!...

Бабка многозначительную выдержала паузу.

– Если ты проявишь себя крутой девахой, значит твоё имя будут воспринимать как "Бедовая." Если не будешь давать никому спуску, значит будут говорить, что связываться с тобой - беду наживать. Ну а если так и будешь дырки в пузе считать, да рыдать, то и останешься просто Бедой. Поняла?...
– И снова затянула нараспев.
– С сегодняшнего дня забудь, что ты была когда-то Марией. Никому не говори своего прежнего имени. Ты - "Беда". И никак иначе. Все те, кто знает её прошлое имя, забудьте его навсегда.