— Что ты несешь?!

Смех из-за двери:

— Правду. Дело не в детях, Фран, и ты это знаешь. Ты же хочешь, чтобы тебя уважали. Чтобы считались и не смели фыркать «человечка». Быть рабыней или Голосом — не для тебя, ты рождена, чтобы править. И ты достойна править. Не меньше, чем княгиня Иса.

Я не понимаю, о чем он говорит, но нечто внутри меня отзывается на его слова, подтверждая: истина. Сердце вдруг начинает колотиться, а ладони покрываются влагой.

Неужели он прав? И что будет, если я открою?

— Они видят в тебе дрессированную зверушку, — продолжает искушать голос. — Все. Даже Элвин. Ты ведь замечала, что им совершенно невозможно управлять…

— Нет!

Я по-прежнему не понимаю, о чем он, просто чувствую: это ложь. Гадкая, подлая, пачкающая что-то очень дорогое для меня.

— Впусти меня, Фран.

— Убирайся! — сквозь зубы приказываю я.

Из-под двери в лабораторию пробивается свет. Я приникаю ухом к полированному дереву, втайне сожалея, что не могу больше превращаться в кошку. У маленькой Фран слух куда лучше человеческого.

Шорохи. Позвякивания. Тяжкий выдох и отрывистая непристойная реплика.

Что он там делает?

Прижимаюсь плотнее к створке, а та неожиданно распахивается с легким скрипом. Я вваливаюсь внутрь.

Пробежав по инерции пару шагов, выпрямляюсь с таким видом, словно зашла по делу. Элвин не узнает, что я подслушивала, если сама себя не выдам.

А я не была раньше в лаборатории. Или была, но не помню. В этой, новой жизни я пыталась войти в нее пару раз, но не смогла открыть дверь.

Здесь пахнет воском, сухими травами и еще чем-то неприятным и резким. На столах и в шкафах прячется столько всего интересного! Реторты. Страшноватые щипцы, зубастые ножи и крючья, похожие на инструменты палача. В полных мутного раствора банках что-то плавает — лучше не знать, что именно и было ли оно когда-то живым. На стенах схемы и карты. Книги — не так много, как в библиотеке, но все равно целый шкаф. И эта штука — переплетение бронзовых колец на ножке, высотой в половину человеческого роста…

Элвин поднимает голову и морщится:

— Боги, Фран! Тебя что, не учили стучаться?!

— Почему ты сидишь в темноте?

Я уже привыкла к яркому свету магических ламп. При нем можно читать не хуже, чем днем. Но эту комнату освещает только одинокий масляный фонарь на столе рядом с магом.

— Фонит. Это же лаборатория, сеньорита, — говорит он так, будто это все объясняет.

— А что ты делаешь?

Он морщится и порывается спрятать под стол левую руку, отчего мое любопытство вспыхивает с утроенной силой.

— Уйди.

Ни за что не уйду, пока не узнаю, чего он от меня прячет.

В три шага я преодолеваю расстояние до стола, пока маг неуклюже пытается натянуть перчатку.

— Ой…

— Ну да, — он отбрасывает перчатку в сторону и сует мне руку почти под нос, заставляя отшатнуться. — Попроси женщину, и она все сделает наперекор.

Я с отвращением разглядываю отростки лианы, торчащие в стыках медных пластин.

— Налюбовалась? — в его голосе нет злости, только усталость. — Теперь уходи!

Капля крови срывается с ладони и падает на пол. Элвин снова опускается в кресло, берет нож. В голос ругаясь, обрезает отросток у основания и швыряет в стоящий рядом таз к трем другим. Окровавленные, вяло подрагивающие, они похожи на отрубленные пальцы.

— Что это?! — от ужаса у меня получается говорить только шепотом.

— Подарочек из Роузхиллс. Не бойся, не заразно. Но смотрится мерзко, ага.

К горлу подкатывает тошнота. Я закрываю рот ладонью и с ужасом слежу, как он отрезает следующий отросток.

— Блевать — в тазик, — сквозь зубы говорит Элвин. — А лучше за дверью.

В другой ситуации я бы ужасно разозлилась на него за такие слова.

— Больно?

— А ты как думаешь, радость моя? — с тихим стуком в таз падает последний отросток. Маг откидывается в кресле и тяжело дышит. С его лица медленно сходит страдальческая гримаса, а я вдруг замечаю, какой у него измученный вид. Осунулся, темные круги под глазами.

И вдруг приходит желание поддержать его. Обнять, прижаться, поцеловать в плохо выбритую щеку, сказать, что все будет хорошо и что я в него верю…