Я почти не сомневался в ответе служанки. Сколько бы ни платил ей граф, жизнь дороже. Да и рассказ мальчика говорил в ее пользу.

На смуглом лице мелькнуло непонятное выражение.

— Брата княгини… Стормур фрой Трудгельмир, регент Хансинора?

— А ты, я смотрю, неплохо разбираешься в иерархии фэйри, — я прищурился, взглянул на нее внимательнее. — Монгрел? Нет, должно быть, квартеронка… М-м-м-м… воровские гильдии?

— Октаронка, — еще шаг. — Мой прадед — фэйри. Значит, вы пришли защитить жизнь регента?

Я кивнул. Тонкости моих отношений со Стормуром — не ее дело.

— Если добровольно расскажешь все, что знаешь, я сумею устроить, чтобы у княгини не было к тебе претензий. Сделаем вид, что ты просто выполняла приказ. Тем более что так оно и было.

Глаза женщины сверкнули ослепительной яростью. Она подняла руку, что-то кольнуло меня у шеи — мгновенная легкая боль, как от укуса комара. Я дернулся прихлопнуть наглое насекомое, и мир покачнулся…

— Ты даже не представляешь, насколько ты ошибаешься! — прошипел полный ненависти голос сквозь застилающий глаза туман.

Последняя мысль была на удивление дурацкой: «Какие комары в феврале?»

Элвин

В чувство меня привела резкая боль в левой руке. Я стиснул зубы, сдерживая стон, и попробовал открыть глаза. Не получилось. Я почти не чувствовал собственного тела, за исключением давно отрубленной руки, которая болела так, словно снова отросла и сейчас ее кто-то медленно поджаривал на огне.

Но эта боль была благословением — она будила, не давала потеряться в беспамятстве. Я напрягся и снова попытался приподнять веки. Проклятье, это было все равно что толкать четырехсотфунтовый камень. Простейшее действие удалось только с третьей попытки.

Первым, что я увидел, было лицо хромоногой служанки. Гримаса ненависти уже сползла с него. Сейчас она рассматривала меня, чуть наклонив голову набок. Потом протянула руку к моей шее и извлекла тонкую черную иглу.

— Опять не рассчитала дозу, — равнодушно сообщила она. — Ты должен быть без сознания. Но паралич — тоже хорошо.

Я скорее догадался, чем почувствовал, как женщина взяла меня за руку. В поле зрения мелькнула веревка. Она что же, связывает меня?

Ощущений по-прежнему не было. Никаких. Хромоножка могла бы не трудиться со связыванием, я и так не мог пошевелить даже пальцем.

Где я свалял дурака? Ошибся, неверно оценил ситуацию…

Где?

Мальчишка не соврал — ему бы не хватило ума и фантазии. Кьяра оказалась ровно такой, как я себе и представил по его рассказу. Но какого гриска служанка, рискнувшая жизнью, а может, и чем-то большим, ради спасения незнакомого мальца, теперь так отчаянно защищает своего ублюдочного хозяина?

— Полежи, пока не вернется граф. Он решит, что с тобой делать.

Я попробовал ответить ей и понял, что не могу сказать ни слова. Браво, ай да женщина! Братья и правители фэйри сотни лет искали способ меня заткнуть, но только у нее это получилось так просто и с первого раза.

Ответом на эти саркастичные мысли стала почти невыносимая волна боли, поднявшаяся от левой руки вверх по телу. Это было похоже на пытку. Если бы я в тот момент мог кричать, я бы закричал.

Когда боль растаяла, я понял, что ощущения отчасти вернулись. Холод камня, тепло от камина, колючий ворс ковра под щекой. Чуть ныл локоть и затылок — падая, я неслабо приложился о пол. Я чуть шевельнул губами и почувствовал, как они дрогнули.

Уже хорошо. Умей я управлять магией через голос, мы бы сейчас совсем по-другому поговорили с искалеченной красоткой.

Ничего, еще поговорим.

Составлявшая единое целое с протезом лоза чуть пульсировала, продолжая порождать болевые судороги. Я встречал их с радостью мазохиста, отмечая, как после каждого приступа возвращается способность управлять своим телом.

Некоторую сложность создавало присутствие служанки. Кьяра не ушла. Скосив глаза, я наблюдал, как она сидит у камина, откинувшись на спинку кресла. Темные глаза следили за языками пламени. Очень мило с ее стороны было отвернуться.

Связала она меня, к слову, довольно небрежно. Совсем не так, как полагается связывать магов. То ли слишком рассчитывала на яд, то ли просто не догадывалась о моих талантах. Вернувшаяся чувствительность отзывалась бегающими по кончикам пальцев болезненными мурашками. Я попытался шевельнуть пальцами. Выполнил простейшее плетение и понял, что смогу освободиться, если захочу того.

Что же, если так — поиграем?

— Это было очень глупо, — голос еще с трудом слушался, горло смогло выдать только хриплый шепот. — Ты же не думаешь, что я отправился сюда в одиночку, не предупредив никого?