Шрифт:
Юмор ситуации заключался в том, что так я и сделал. Но ей совершенно необязательно было знать об этом, не так ли?
Кьяра вздрогнула, перевела взгляд на меня. Очевидно, мне в моем нынешнем состоянии никак не полагалось говорить, потому что на лице ее отобразился секундный испуг, который почти сразу сменила уже знакомая бесстрастная маска.
— Появление здесь отряда фэйри — вопрос пары часов, — вкрадчиво продолжал я. — У тебя еще есть время передумать, дать мне антидот и развязать. Я сделаю вид, что этого маленького инцидента не было, а ты расскажешь все, что знаешь о делишках графа.
Тонкие пальцы напряглись, искалеченная рука вцепилась в подлокотник кресла, по некогда красивому лицу пробежала гримаса.
Не то. Мимо.
— Дело даже не в угрозе жизни регента фэйри, — продолжал я, пытаясь нащупать то, что двигало ею во всех решениях. — Мне, например, очень интересно, каким образом Блудсворд делал из людей подконтрольных монстров. Кроме того, просто обидно за этих бедолаг. Согласись, как-то несправедливо, когда тебя, не спросив твоего согласия, превращают в страшилище.
Кьяра вздрогнула и отвела взгляд. Опять не то. Она стыдилась своего соучастия, но явно не настолько, чтобы сдать Блудсворда.
Я мог бы убить ее. Убить всегда проще, чем убедить. Но она выпустила мальчишку. И она могла рассказать много, очень много интересного о своем опасном хозяине.
Два вопроса — «зачем?» и «как?». Ради ответа на них я и отправился в особняк в одиночестве. И если второй носил чисто теоретический характер, то первый интересовал меня не на шутку.
— Скажи, тебе их не жаль?
— Кого? — она наконец ответила, и я мысленно поздравил себя, что все же сумел вовлечь служанку в диалог.
— Людей, которых ты и твой хозяин отправили на смерть?
Кьяра сузила глаза.
— Нет, — процедила она. — Это были наемные убийцы и разбойники.
— Ловко. С этаким привкусом высшей справедливости, я бы сказал. Готов поспорить, что как раз ты занималась подбором кандидатов.
— Как ты узнал?
— Не думаю, что твоему хозяину есть дело до моральной чистоты будущего мяса. А вот тебе явно претит убивать невиновных.
Лицо женщины исказила гримаса ярости:
— Не думай, что знаешь обо мне хоть что-то, регентский холуй!
Я оставил оскорбление без внимания.
— Интересно, чем же платит Блудсворд тебе за помощь?
— Заткнись! — произнесла она с угрозой и показала мне руку с зажатой иглой — точной копией предыдущей. — Просто молчи.
Ладно. Дипломата из меня не вышло, значит, время заканчивать игры в ловца человеков. Не знаю, откуда взялась эта внезапная устойчивость к ядам, но проверять, справится ли она со второй порцией, я не собирался.
Я шевельнул пальцем, и веревка скользнула вниз, словно разрезанная невидимым лезвием. Попытка подняться отозвалась головокружением, судорогой и болью. Стиснув зубы, я встал на колени и вцепился в край стола, чтобы не рухнуть. От яда движения все еще были неуверенными, меня мотало не на шутку, руки тряслись, и в ушах шумело.
Кьяра вскочила. Брошенная игла зависла в воздухе, не долетев до меня всего фут. Я криво ухмыльнулся, тяжело оперся на стол и встал. Вынул иглу из невидимого щита, стараясь не касаться смазанного ядом кончика.
— Ну и гадость. Что это? Аконит?
Она не ответила, но попятилась, не отводя от меня взгляда. Искалеченная рука нырнула к поясу. Метательный нож замер в воздухе на том же месте, где только что была игла.
— Неправильный ответ, — я взялся за рукоять, одобрительно покивал, отдавая должное балансировке и качеству стали, и бросил на стол рядом с иглой. — Давай лучше признаем, что первая попытка вышла откровенно неудачной, и попробуем еще раз.
Кьяра отступила еще на шаг и наткнулась на стену. Взгляд служанки отчаянно перебегал с предмета на предмет, смуглое лицо побледнело и стало серым.
— Знаешь, я никогда не пытал женщин. Я в принципе не очень люблю пытать. Но делаю это неплохо.
— Чего ты хочешь? — ее голос дрожал.
— Все того же. Информация о твоем хозяине в обмен на мое покровительство. Улыбаешься? Зря. Я не «регентский холуй», как ты изящно изволила выразиться. И мое слово немало значит среди фэйри.
Не знаю, почему мне так важно было убедить ее сотрудничать добровольно. Должно быть, сыграло свою роль то, что она была женщиной. Мне всего трижды приходилось убивать женщин, и всякий раз я чувствовал себя потом на редкость паскудно.