Все было торопливо, без долгой прелюдии, на скомканных, кое-как брошенных у очага одеялах. Он вошел в меня так резко, что я вскрикнула. Даже слезы выступили. Все-таки больно не только в первый раз… или он просто был слишком большим для меня…

Полный раскаяния стон «Прости, Элли, пожалуйста, прости. Больно?».

— Все хорошо. Просто… не так быстро, ладно?

Было хорошо. Невероятно, мучительно хорошо. Сотни поцелуев, которыми он покрывал мое тело, искаженное страстью лицо, хриплый голос, повторяющий мое имя. Глубокие сильные толчки, белые костяшки вцепившихся в край одеяла пальцев.

И снова была жаркая, судорожная волна. Полет, падение, когда забываешь все в бездумном наслаждении. И ответный стон.

Рэндольф обнял меня, притянул к себе, обхватил так, словно пытался укрыть от всех невзгод этого мира. А я, дурочка, вдруг снова захлюпала носом. От облегчения. И от обиды, что я его совсем не понимаю.

— Не знаю, что на меня нашло, — пожаловалась я.

— Кажется, я знаю. Прости.

— За что?

— Я не сказал. Ты важна для меня. Важнее всего остального, что было или есть в моей жизни.

Я изумленно приподнялась, поймала взгляд Рэндольфа, и мне стало странно.

На меня никогда в жизни так не смотрели! Никто. В этом взгляде отражались и любовь, и восхищение, и забота, и нежность, и еще тысячи разных «и», выразить которые мне недостало бы слов. Так не смотрят на любимую женщину. Так смотрят на единственного, обожаемого ребенка. На статую божества. На что-то, что превыше жизни.

И я внезапно ясно осознала, на что намекали оба фэйри. Рэндольф помогает мне совсем не из-за Терранса.

— Рэндольф, что это такое? Почему?

— Что «почему»?

— Почему ты так… ко мне?

Он все понял. И не стал играть словами, как Терри.

— Ты моя судьба, Элисон. Но не бойся. Это не значит, что я — твоя.

— Не бывает так, чтобы кто-то был чьей-то судьбой! Это для поэтов.

— Бывает, — спокойно возразил фэйри. — Моя жизнь и все, чем я владею, — твои. Я убью и умру за тебя.

— Это потому что мы… — я вспыхнула, не зная, как приличнее назвать то, чем мы только что занимались.

— Нет. Это ничего не меняет. Я не мог бы любить тебя больше. Или меньше.

Я вскочила и теперь хватала ртом воздух, не зная, что сказать. В голове было пусто. Все это как-то дико, чудовищно дико. Юной леди полагается растаять от счастья, услышав подобные слова; меня же брал животный ужас и жалость. Так нельзя! Просто нельзя.

— Я не хочу так… это слишком много. Мне столько не надо.

— Это не зависит от нас. И ты ничего не должна взамен.

Рэндольф сел и привлек меня к себе, заставляя опуститься рядом с ним на одеяло. Взял мое лицо в свои ладони.

— Пойми, Элисон. Свобода — человеческая ценность. Все фэйри предназначены чему-то. Быть обреченным на тебя — не худшая участь.

— Судьба, — горько сказала я. — Как-то многовато судьбы в последнее время, не находишь?

А потом я вспомнила все, что Рэндольф говорил раньше про судьбу. И вдруг — так не вовремя и страшно — всплыло в памяти сумбурное видение у Блудсворда.

— Нет! — губы еле шевелились от ужаса. — Ты ведь не это имел в виду, когда сказал, что вы с Терри разделили судьбу?

Он молча смотрел на меня и улыбался мягко, чуть виновато.

— Не это? Правда, Рэндольф?

— Я изменил не только свою судьбу. Брату тоже досталось.

— Нет! Ты не можешь… ты не должен… Ты не смеешь умирать за какую-то там «королеву Элисон»! Ты должен жить! Я отпускаю тебя, не надо такой службы.

— Я не твой вассал, Элисон. Ты не можешь отпустить меня или приказать.

— Тогда я прогоню тебя.

— Я не уйду.

— Тогда… тогда я… — у меня в мыслях была полнейшая сумятица. Я знала только одно: я хочу, чтобы Рэндольф жил. Желательно со мной, но это необязательно. Просто мне так надо, чтобы он был. Просто без него — такого спокойного, упрямого, немногословного и надежного мир будет гораздо хуже, чем есть сейчас.

— Если ты любишь меня, как говоришь, ты уйдешь.

— Я не уйду. Можешь считать, что я тебя не люблю.

— Я возвращаюсь в Сэнтшим.

— Я поеду с тобой.

Мне захотелось кричать. Ну как, как можно быть таким упрямым ослом?!

— Не смей взваливать это на меня! Не хочу отвечать за твою смерть.

— Ты не отвечаешь. Это моя судьба, не твоя.

— Не хочу, чтобы еще кто-то умер за меня. Я того не стою.

— Стоишь, — сказал он с абсолютной убежденностью. — Ты стоишь гораздо большего.