Голос Андрея Владимировича пробился через пелену в сознание не сразу. Сначала я просто осознала, что он меня больше не целует.

– Нет, Камилла, нам надо остановиться, - прошептал он, продолжая обнимать меня.

– Зачем? – потерлась я о плечо мужчины, вдыхая запах его туалетной воды.

– Потому что это неправильно.

Эта фраза ударила по сознанию, хотя мне казалось, что уже ничего не может причинить мне больше боли. Я оттолкнула опекуна и отошла на пару шагов, всматриваясь в его лицо.

«Что это? Новый способ извращённой пытки?», - подумала я с яростью. Приступ удушья накатывал с каждой секундой сильнее. Я сжала кулаки, борясь с желанием накинуться на мужчину.

– Почему же вы молчали вчера?! – со злостью выкрикнула я.

– Я… я... – Андрей Владимирович опустился на стул и опустил голову. – Я не хочу искать себе оправдания, да его и нет. Ты была такой потерянной, что я боялся оставить тебя одну. Я хотел просто остаться с тобой. Когда ты поцеловала меня…

– Ах, значит, это я во всем виновата?!
– взорвалась я.
– Маленькая невинная девочка соблазнила учителя! О, какая подлость!

– Нет, Камилла. Ты меня не так поняла! – пытался остановить учитель.

– Что я не так поняла?!
– не желала я успокаиваться.
– Что ты переспал со мной, и теперь будешь говорить мне, что это неправильно? Да пошел ты! Моя мать умерла, и отца я тоже, возможно, никогда не увижу. Мне уже наплевать на то, что другие люди считают верным или неверным! Мне плевать, что ты видишь во мне призрак своей умершей жены и что ты не любишь меня! Я просто не хотела быть одна, но теперь я не хочу быть с тобой.

– Камилла?!
– мужчина встал и попытался схватить меня за руку, но я вырвалась и побежала к себе в комнату.

Захлопнув дверь, я подбежала к шкафу и достала оттуда чемодан. Открыв его, стала скидывать с полок одежду прямо в чемодан. Меня трясло от злости и обиды. Я чувствовала себя преданной. Словно мной воспользовались.

Все, хватит. Я никому не нужна, вот и буду одна. Ничего, мне не привыкать. С родителями-журналистами я рано научилась самостоятельности. Я опустилась на колени у чемодана. Слезы предательски скатывались по щекам, а комок, вставший в горле, мешал глотать.

«Нет, надо успокоиться», - сказала я себе, стирая слезы со щек.

Уложив вещи, я сама стала собираться.

– Ты куда? – спросил меня опекун, когда я вышла из комнаты.

– В свою квартиру, - ответила я, делая акцент на слове «свою».

– Почему ты думаешь, что я тебя отпущу?
– Андрей Владимирович встал на моем пути, закрывая путь к входной двери.

В его взгляде читались вина и растерянность, а еще решимость. Решимость не выпустить меня из этой квартиры.

– Я не спрашиваю у вас разрешения, - голос мой прозвучал спокойно, несмотря на бурлившее внутри негодование.

– А если я тебя не отпущу?
– в голосе мужчины снова прорезались строгие нотки, вот он - Андрей Владимирович, гроза всех старшеклассников.

А я уже и забыла, каким он может быть.

– Я позвоню Людмиле Кирилловне и скажу, что вы меня изнасиловали, - на моих губах расплылась самодовольная ухмылка.

Да, я готова была сделать это. И пусть меня вернут в приют, а его упекут в тюрьму, сейчас, в данную секунду, я готова была и на это. Глупо? Возможно. Эгоистично? Определенно да. Я возненавижу себя за это потом? Плевать. Я уже себя ненавижу, и его тоже.

Опекун, видимо, это понял и, отступив в сторону, прислонился к стене. Я прошла мимо и, стараясь больше не смотреть на него, стала обуваться.

– Ты обещаешь мне позвонить, если что-то случится? – в его голосе звучала усталость.

«Все самое ужасное со мной уже случилось», - самоирония выручала.

Я промолчала, не посвящая учителя в то, что мой мобильный канул в лету где-то под скамейкой. Со сборами было покончено. Я взяла чемодан и открыла дверь.

– Я считаю, это плохая идея - остаться одной сейчас, - услышала я голос опекуна за спиной.

Он не уговаривал, не грозил, но эти интонации во фразе давали понять, что он просит остаться, как и я вчера. Я опустила голову, чтобы спрятать набежавшие слезы, и глубоко вздохнула. Собирая воздух в сжатые до предела легкие, закрыв глаза, сделала первый шаг за порог, словно дальше была пропасть.

– Я уже одна, - прошептала я, захлопывая за собой дверь.