– Мне звонил Борис Игнатьевич, - медленно сказал Андрей Владимирович.

Я стояла к опекуну спиной, поэтому он не мог видеть моего лица, но заметил, как я напряглась.

– Камилла, нам надо поговорить, - произнес он как можно осторожнее.

– Я хочу в душ, - проигнорировав его слова, сказала я и, не оборачиваясь, как можно быстрей вышла из комнаты и тут же заскочила в ванную, до того, как мужчина успел меня остановить.

Закрыв дверь, я прислонилась к ней спиной. Сил не было. Казалось, что я только что пробежала стометровку. Кафельный пол был обжигающие холодным для босых ног. Я подошла к раковине и включила воду.

Зеркало отразило бледное лицо, обрамленное копной спутанных волос, красные заплаканные глаза. Словно я сама уже оказалась не живой, а лишь призраком, тенью себя прежней. Не в силах больше смотреть на себя, я в ярости схватила первый попавшийся по руку предмет и кинула в зеркальную поверхность. Зеркало жалобно звякнуло и осыпалось осколками прямо в раковину. Я смотрела на осколки: крупные, острые куски. Моя рука сама потянулась к одному из них, пальцы осторожно прошлись по острому краю.

Одно движение - и боль исчезнет. Боль, растерянность, чувство пустоты внутри. Пальцы сильнее сжали осколок, я почувствовала, как острый край впивается в мою ладонь. Развернув вторую руку, я посмотрела на переплетение вен под тонкой кожей. Одно движение, и… Боль от порезанных пальцев заставила меня очнуться, я откинула осколок от себя. Тот, расколовшись на несколько еще более мелких, откатился к двери.

– Камилла, все хорошо? – услышала я голос Андрея Владимировича за дверью.

– Да, - отозвалась я, сжимая ладонь в кулак, чтобы остановить кровь. Красные капли текли по руке тонкими струйками.

«Неужели я только что чуть не порезала себе вены?! Не покончила с собой?!», - я не могла поверить в реальность происходящего. Страшный сон, затянувшийся кошмар. Родители мне этого никогда не простили бы. Замотав головой, чтобы отогнать страшные мысли о смерти, залезла в ванну. Струи воды помогли хоть как-то расслабиться и отогнать ненужные мысли. Найдя бинт в шкафчике, я замотала порезанные пальцы, одела халат.

Выйдя из ванной, услышала шум с кухни. Андрей Владимирович пытался приготовить завтрак.

– Хочешь есть? – спросил мужчина, ставя на стол тарелку с яичницей.

– Нет, - покачала я головой.

Есть действительно не хотелось.

– Ты должна поесть, - уже строже произнес он.

Спорить было бесполезно - я послушно села за стол, стараясь не «светить» пораненной рукой, но опекун все равно заметил.

– Что произошло?

– Зеркало разбилось, - ответила я, пристально разглядывая тарелку.

– Нужно будет обработать рану, - сказал он, разливая кофе по кружкам.

Я промолчала. Повисшая тишина давила. Хотелось убежать.

– Камилла, - начал Андрей Владимирович, - я очень сожалею о твоей маме. Это поэтому ты вчера была такой? – вопрос звучал, как утверждение.

Мужчина откашлялся, словно подавился. Я молчала.

– Борис Игнатьевич сказал, что все документы о переправке, - он замолчал на секунду, а потом тише продолжил, - он подготовит, но нужна будет твоя подпись.

Каждое его слово прожигало меня насквозь, отнимая воздух. Вилка ударилась о тарелку, а я, словно маленький ребенок, заткнула уши. Не хочу ничего слышать и знать ничего не хочу.

«Ну, пожалуйста, пожалейте меня», - взмолилась я про себя.
– Вырвите сердце. Заберите все чувства!»

Слезы покатились по щекам сами собой, грозя перерасти в очередную истерику. Андрей Владимирович, увидев мою реакцию, встал и подошел ко мне. Уже привычное тепло объятий помогало успокоиться. Мужчина нежно провел по моей спине и волосам. Тело тут же отреагировало на ласку. Я подняла голову и встретилась с ним взглядом.

Мурашки пробежали по коже, щеки обдало жаром, я облизала пересохшие губы. Секунда - и я уже чувствую его губы на своих, а его язык исследует мой рот. Я позволила себе раствориться в этом поцелуе, как и ночью, убежать от жестокой реальности. Стук сердца стал сильнее, пульс бился где-то в ушах. В этом поцелуе уже не было нежности и осторожности. Я обхватила шею Андрея, притягивая его ближе, почувствовав, как его ладони опустились на мою талию. Еще секунда, и мне казалось, что мы займемся этим прямо тут. Это было сумасшествием, как и все вокруг.