Шрифт:
Евреи Петербурга приняли активное участие в организации и работе Особого съезда представителей еврейских общин. Он имел целью обсуждение совместно с членами Раввинской комиссии при МВД вопросов религиозного быта евреев России. На общем собрании прихожан ПХС 17 января 1910 г. делегатами были избраны Д.Г. Гинцбург и Г.Б. Слиозберг. Правление ПХС также избрало комиссию для встречи и размещения приезжавших для участия в работе съезда еврейских религиозных деятелей в составе А.Я. Гаркави, И.И. Гинцбурга, И.Ю. Маркона, С.А. Трайнина. Последний встречал Любавического цадика Ш.-Д.-Б. Шнеерсона, прибывшего с большой свитой. Начались заседания съезда 2 марта 1910 г. Градоначальник писал в МВД, что петербургский раввин просил разрешения прибывшим в столицу на съезд духовным раввинам «отправлять совместно богомоления, в отдельной комнате, в нанятой для них квартире на Забалканском пр., 22», объясняя это необходимостью для них «ежедневного отправления богослужения и отдаленностью этой квартиры от ПХС». В МВД согласились с этой просьбой. Д.Г. Гинцбург был выбран председателем съезда и вел основные заседания. Г.Б. Слиозберг приветствовал съезд от имени правления ПХС, принял участие в работе Отдела по раввинскому вопросу, фактически возглавлял его работу. Особенно большие споры вызвало его предложение включить в резолюцию пункт об обязательности знания всеми раввинами русского языка. Он настойчиво отстаивал его, говорил о необходимости с разных точек зрения. Большая часть присутствующих поддержала его. В конечном счете его предложение было принято, хотя и с оговоркой, что данное положение не обязательно для духовных раввинов. Особенно против Г.Б. Слиозберга выступал Д.Б. Шнеерсон, который утверждал, что «путь светских знаний весьма опасен для раввина».
Во время съезда депутация его участников в составе Д.Г. Гинцбурга, Л.С. Полякова и В.И. Темкина посетила министра внутренних дел П.А. Столыпина, чтобы выразить верноподданнические чувства и просить принять меры для улучшения положения евреев в России. На это П.А. Столыпин ответил весьма уклончиво, однако вроде бы обещал какие-то послабления. А больше говорил о том, что евреи, особенно члены Бунда, погрязли в революционном движении и тем самым ставят себя в «трудное положение». Д.Г. Гинцбург попробовал возразить, что это участие сильно преувеличено, но, видимо, стороны разошлись во мнениях. Также не пожелал министр что-либо конкретное ответить по вопросу легализации положения духовных раввинов вне «черты оседлости». На заключительном этапе съезда Г.Б. Слиозберг играл основную роль в работе редакционной комиссии. И на закрытии съезда сказал: «Все еврейство, так называемое прогрессивное и не прогрессивное, или, точнее, верное традициям и не верное обрядовой стороне, не только мы здесь, но и все за нами, должны убедиться в том, что, когда речь идет о сущности нашего прошлого, полного трудностей, иногда страданий, мы все как один единодушны. В нас бьется одно сердце, в нас одна душа, которая ценит идеал, которая воспитана на прошлом и глядит в будущее с точки зрения прогресса и нравственных устоев. Тут каждый из нас должен быть стойким, и эта стойкость олицетворяет стойкость всего еврейского народа».42
2.3. Постоянные еврейские молельни и молитвенные дома
В этом разделе еврейские молитвенные учреждения будут называться так, как это было официально принято, хотя на самом деле некоторые из них евреи называли синагогами, как это было указано в отношении молельни Песковского района. По традиции синагога должна находиться в отдельном здании, а все эти молельни и молитвенные дома в Петербурге располагались в наемных помещениях – в основном в бывших квартирах. Но часть молелен помещалась в здании ПХС, куда, как уже сказано, они переехали по требованию властей после ее освящения: «Шомре-Эмуним» (Аракчеевская), «Гмилус-Хесед», «Эн-Яков» (Семеновская), Купеческие Первая и Вторая (Солдатская), Малковская, «Поал Цедек». Сведений о них почти не сохранилось, так как они для властей как бы не существовали после переезда.43 В отношении Первой Купеческой, находившейся в здании Малой синагоги, известно, что в 1908 г. в МВД поступило письмо от ее прихожан, являвшихся хасидами. Они просили узаконить ее существование на основе царского указа от 17 апреля 1903 г. о свободном богослужении и полученном от МВД разрешении иметь в Петербурге семь еврейских молелен вне ПХС. Просили назвать ее «Хасидской», установить им пониженный размер членского взноса – 12 руб. в год, разрешить создание отдельного хозяйственного правления. Подписал это письмо «уполномоченный хасидов» С.А. Трайнин и 51 прихожанин молельни. Из МВД это послание переслали градоначальнику. И он, основываясь на мнении руководителей ПХС, высказался против их отделения. При этом он указал, что если они хотят обособиться в своих молениях, то им в этом никто не мешает. Так и не удалось хасидам организационно выделиться из единого еврейского религиозного центра.44
С наступлением ХХ в. многие евреи верили, что сразу должно повеять чем-то новым, благоприятным в отношении российских властей к их религиозной жизни. Это, прежде всего, относилось к постоянным молельням. Однако, как и раньше, их организаторы должны были в каждом случае с большим трудом получать разрешение. И это необходимо было даже тогда, когда молельни, по своему названию, являлись как бы преемниками тех, которые до этого существовали в здании ПХС. В царском указе от 4 июня 1901 г. одобрялось решение МВД отклонить прошение евреев об открытии постоянной молельни в Выборгской части столицы. Наверное, уже в четвертый раз власти отклонили просьбу отставного солдата А. Райхмана разрешить открытие молельни «на Песках, в районе Рождественских улиц». Отметим, что это прошение с отрицательным итогом было подано непосредственно перед переломным моментом в отношении властей к подобного рода просьбам, наступившим примерно в сентябре 1904 г., на гребне набиравшего силу демократического движения в стране. Хотя, казалось бы, этот момент должен был наступить несколько раньше – непосредственно после упомянутого указа царя от 17 апреля 1903 г.45
Свидетельством некоторых положительных сдвигов в этом плане является судьба прошения купца М.Я. Минкова. В июле 1904 г. он просил у властей разрешения открыть молельню и школу для бедных еврейских детей (также «на Песках») с выделением 5 тыс. руб. Прошение было направлено градоначальнику в июле 1904 г. Но, видимо, долго не было ответа или он его не удовлетворил. И тогда 10 августа он послал телеграмму о своем предложении непосредственно государю. После этого его послание попало в МВД. Там 23 сентября 1904 г. был подготовлен документ под названием «Обоснование разрешения евреям Петербурга открывать молельни». В нем указывалось, что градоначальник Н.В. Клейгельс «всякий раз ходатайства евреев признавал недостойными утверждения, что вызывало многочисленные жалобы», и это положение следует изменить. На этом документе имеется резолюция какого-то начальника, может быть министра внутренних дел: «Готовить представление в Кабинет министров». Оно и было туда направлено 10 октября того же года в виде его «Мнения». В нем было предложено подготовить указ со следующим положением: «Несмотря на существование в Петербурге синагоги, предоставить МВД право разрешать на будущее время по представлению градоначальника устройство в столице по мере действительной необходимости еврейские молельни с особыми при них хозяйственными правлениями, при точном соблюдении на сей предмет строительных правил». Комитет министров присоединился к этому «Мнению», о чем 22 ноября 1904 г. была сделана в его журнале соответствующая запись, и государь 29 ноября «предложение Комитета Высочайше утвердить соизволил».46 Таким образом, в конце 1904 г. настойчивый купец М.Я. Минков своим прошением пробил брешь в упорном противодействии властей развитию в столице еврейской религиозной жизни в виде создания постоянных еврейских молелен. И с начала 1905 г. они почти беспрепятственно стали возникать в различных частях города.
Разрешение на устройство молельни в Песковском районе в пятый раз попросил А. Райхман, возможно обратившись непосредственно в МВД. Его руководство 3 января 1905 г. согласилось с этим. И этому решению градоначальник уже не мог препятствовать. В дальнейшем в этом районе существовала еще одна молельня – на Суворовском пр., 2. Вероятно, они соеденились, так как А. Райхман в списке ее прихожан фигурировал. Но не числился М.Я. Минков. Вместе с тем среди прихожан была З.Ш. Минкова – явно его жена. Так что, возможно, он к тому времени скончался. Правление этой молельни 8 декабря 1911 г. приобрело за 50 тыс. руб. участок земли на 3-й Советской ул., 22, площадью 800 кв. м «для строительства здания синагоги с помещением для Талмуд-Торы на 250 учащихся». В 1911 г. на это было собрано 57 тыс. руб. пожертвований от 52 чел. Среди них наиболее значительные суммы внесли Г.А. Бернштейн, Б.И. Гессен, М.А. Гинсбург, А. Райхман, семья Шустеров. Однако последовавшие события воспрепятствовали ее созданию. В 1916 г. в ее правлении были М.А. Бирштейн, Н.Л. Блюмберг, А.Е. Дымшиц, И.М. Коган (пред.), С.Р. Логунов, Л.З. Райбштейн.47
18 февраля 1905 г. было подано ходатайство евреев Выборгской стороны об открытии молельни на Сампсониевском пр., которое не встретило возражения у градоначальника, согласившегося и с тем, чтобы «до ее открытия эти евреи молились в молитвенном доме в Рождественской части». 30 октября 1905 г. из МВД сообщили ему свое положительное мнение, указав создать при ней правление «с избранием особого раввина». Эта молельня в 1916 г. называлась «Молитвенным домом Выборгской стороны» и находилась на Лесном пр., 3а–42. Членами ее правления были: В. Арлин, Л. Кац, Л. Кобылинский, З. Меркель, А. Розенфельд, Ш. Ханин (пред.). Молельня Рождественской части действовала и позднее, так как МВД 28 августа 1907 г. разрешило проживать в Петербурге И.Я. Раппопорту, избранному ее раввином. Тогда же одесский духовный раввин Б.Я. Гольдшмидт послал царю телеграмму с просьбой разрешить ему стать помощником раввина в Петербурге «по требованию евреев окраин» – Выборгской и Петербургской части, Васильевского острова. По этому вопросу из МВД написали градоначальнику 22 февраля 1906 г.: «Допущение к раввинству в Петербурге Гольдшмидта может быть только с согласия раввина Драбкина». Как выяснилось, тот был не против этого при условии, если вызывающие его евреи будут «согласны его содержать», о чем градоначальник известил МВД.48 Вместе с тем не ясно, приехал ли этот раввин в столицу. Скорее всего, нет. Кстати, из трех указанных Б.Я. Гольдшмидтом молелен две последние в тот момент еще не получили официального признания, но, несомненно, уже существовали.
Нижние чины, в основном отставные, жившие в районе Порохового завода, 19 августа 1905 г. в который раз просили власти не возражать против создания ими молельни. На это 7 ноября было получено согласие градоначальника, видимо, не без вмешательства МВД. 27 апреля 1907 г. он разрешил евреям организовать молельню в «селе Смоленское Шлиссельбургской части». Указывалось, что это соответствовало разъяснению МВД о законе 1896 г., который допускал «общественные богомоления евреев только в особых домах, для этого определенных, что в данном случае было соблюдено». Потом ее называли «Молитвенным домом за Невской заставой», который находился на пр. Обуховской Обороны, 35 (пред. правления М.Б. Оснос).49 4 мая 1907 г. градоначальник разрешил создать молельню «Василеостровского района и Галерной гавани» (3-я линия, 48). В ее правлении были: Д.М. Бройдо, Л.И. Вейнгеров (пред.), И.Д. Евнин, М.А. Зеликман (тов. пред.), Б.И. Поляков (казначей), С.Л. Тривус. Прихожан по списку было 151 чел., но годовой членский взнос (10 руб.) платили не все. Не числился среди них, но вносил значительные средства на содержание молельни М.А. Гинсбург, живший в этом районе.50