Шрифт:
– Здравствуйте, Полина.
Резко поднимаю голову, чужой голос отрывает меня от мыслей, в которых я, кажется, скоро утону.
– Я напугала вас?
На пороге стоит моя клиентка, писательница. На вид лет пятидесяти, но по документам знаю, что ей уже шестьдесят. Хорошо сохранилась. Наверное, потому что ни мужа, ни детей никогда не было. Поначалу я в душе довольно негативно реагировала на эту женщину. Хоть это и неправильно, врач должен отключать эмоции. Я и отключаю, на сеансах. Но никто не может запретить нам размышлять дома, по вечерам, об услышанном на приеме. Слишком много обид у этой женщины на собственных коллег, на неудачи в творчестве. Я не уставала удивляться, откуда в человеке такая тяга винить других в своих неудачах. Но потом постепенно мы докопались до истинной сути проблемы. И стали гораздо ближе. Я ощутила симпатию к этой немолодой, всегда грустной женщине. Она прожила непростую судьбу. Родители слишком опекали ее, любили, но душили этой любовью. Помешали выйти замуж, потому что не одобряли избранника. И обрекли на одиночество. Инна Эдуардовна Решетникова довольно богата – умершие родители оставили ей квартиру, полную антиквариата, неплохие вложения в акции. Но она бесконечно несчастна. Ее творчество – попытка реализовать несбывшиеся надежды и мечты. Найти любовь хотя бы на страницах книг.
– Конечно нет, вы не напугали меня, Инна. У нас же назначен сеанс, проходите.
– Простите, Полина. Я чувствую себя очень неловко, – смущенно бормочет Решетникова, проходя к дивану и удобно устраиваясь на нем.
Это уже тринадцатая наша встреча. Инна может позволить себе сеансы два или даже три раза в неделю. И они определенно идут ей на пользу. Она хоть немного повеселее стала. И гораздо реже говорит о депрессии. Выросла уверенность в себе, Инна стала понимать многие свои ошибки, осознавать себя как личность.
– Почему? – отвечаю удивленно. – Я не понимаю, что могло заставить вас почувствовать себя неловко. Вы тут уже как дома, разве не об этом мы говорили на прошлом сеансе?
– Да, но сейчас я не об этом. Мне не по себе из-за того, что помешала вам.
– Вы не помешали.
– Вам и молодому человеку. Мне кажется, я прервала что-то важное…
– Я даже не понимаю, что вы имеете в виду, – отвечаю, а сама чувствую, что краснею. Значит, Инна Эдуардовна стала свидетелем нашей глупой сцены с директором. Ну и что? В этом событии нет ничего значимого.
– Вам просто показалось, Инна. Наверное, как у любого писателя, у вас слишком развито воображение.
– Вы не поверите, дорогая! Кажется, я даже набросала черновик романа в голове, буквально только что!
– Сейчас? Стоя на пороге моего кабинета? Вам пришел в голову целый роман?
– Именно так!
– Это очень интересно, Инна. С удовольствием послушаю. Тем более наш сеанс уже пять минут как начался.
– Спасибо. Мне страшно хочется рассказать. Вы только не обижайтесь, Полина. Главная героиня – психолог, я возьму ее образ с вас…
– С меня?
Последняя фраза Инны лишает меня дара речи. Не слишком приятно, когда тебе в лоб рассказывают, что будут писать о тебе роман. Еще неизвестно, что она заставит вытворять мою героиню по ходу сюжета… Да и просто сама мысль о том, что кто-то будет писать обо мне – отчего-то глубоко неприятна.
– Да, я понимаю, это вам странно слышать. На самом деле, не стоит рассказывать своему прототипу об этом, я понимаю. Но в то же время вы мой психолог, и я просто не знаю…
– Вы правы, Инна. Мне как-то неловко слышать об этом. Надеюсь, вы еще как следует подумаете, и возможно выберете более интересный типаж для героини. Во мне ведь нет ничего интересного…
Мне кажется, я бы чувствовала себя не очень уютно, если бы слушала ваши рассказы о своем прототипе в вашем романе…
– Хорошо, простите, Полина. Я действительно зря это сказала вслух.
Решетникова как-то сразу поникла, расстроилась. А я все никак не могла прийти в себя. Меня не покидало чувство, что виной всему наша молчаливая сцена с директором. Инна очень внимательна. Как любой писатель, она любит следить за эмоциями. Она как сыщик, вынюхивающий детали преступления, во всем видит смысл, связь. Она увидела нашу красноречивую неприязнь. Заметила неловкость. Решила написать об этом? Отлично! Вот только я не желаю слушать про это!
Я постаралась сгладить неловкий момент и перевела разговор на родителей. О них Инна могла говорить бесконечно. Огромный клубок комплексов, непониманий, обид и боли – вот что такое ее семья. Тут работы – непочатый край. Но, даже целиком переориентировав клиентку на другую волну, я не могла избавиться от беспокойства. Что она все-таки придумала? Что хотела написать обо мне?
– Ты только не кричи на меня сразу, – кидает новогодним утром в меня неожиданной репликой Тамара.
Вот тебе и утренний разговор за чашкой кофе.
– Полин, ты же в курсе, что сегодня в мэрии бал…
– Ты мне про это все уши прожужжала, – отвечаю, с трудом сдерживая улыбку. – И платье раз пять демонстрировала. И украшения вместе выбирали. Да и меня заставила новое вечернее платье купить… Таскала по магазинам.
– Да, старалась, между прочим, чтобы ты всех сразила.
– Я совершенно не хочу никого сражать. Но на пару часиков, так и быть, схожу туда, – мягко осаждаю пыл Тамары.
– Так вот, сразу не кричи… Но я тебе для бала присмотрела спутника.