Шрифт:
Не могу на это смотреть .
Опускаю голову и чувствую, как горький ком растёт в горле, а в глазах предательски щиплет.
Паника Шона нарастает, его крики вновь заставляют меня поднять голову и сквозь пелену в глазах продолжить наблюдать за происходящим.
– Нет! Так нельзя! Так нельзя, говорю вам!!! Откройте глаза! Вы что творите?! – вопит Шон. Бобби приходится обхватить его сзади, зажав в тиски, оттащить подальше от рулетки и держать до тех пор, пока весь этот ужас не закончится.
– Он не может умереть! – кричит Шон, глядя на своего брата, который лишь глазами хлопает, прижимает колени к груди и нервозно отстукивает подошвами по полу. – Он – мой брат, вы чего?! Совсем чтo ли?! Да какого хрена мы это делаем?! Хватит! Слышите?!! Прекратите это!!!
Всем без слов понятно, кого выберет Арс – они с Шоом вроде как успели подружиться.
– Всё в порядке, чувак, - подмигивает Арс бьющемуся в истерике Шону.
– Я спасу твою задницу.
Но видимо что–то пошло не так в голове у Арса. Возможно одну из извилин замкнуло, или их попросту там нет, но… уже спустя несколько секунд на рулетке гаснeт имя Генри. А Шон… а Шон вдруг замолкает, лицо застывает в немом испуге, внезапно он вздрагивает со сдавленным вскриком, а затем его тело обмякает в руках Бобби, изо рта вырывается последний судорожный выдох и пoдборок ударяет по груди.
– Чёрт, кажется, я перепутал близнецов, - в недоумении произносит рс. Следом «красную комнату» заполняет дикий, протяжный вопль Генри, а с дыры в потолке к нам планирует бумажный самолётик.
Убийцы…
Все мы теперь убийцы.
ГЛАВА 12
Две недели назад
енри и Шон
***
Генри
Над гoловой скрипят половицы – Шо вернулся.
Это ведь Шон?
Это ведь Шон?!
«Это точно Шон?!!»
– Генри, это я. Не пугайся.
Шон.
Странно. Я ждал его не раньше завтpашнего дня.
Почему он пришёл раньше?
Что ему надо?
Что?
«Я ждал его не раньше завтрашнего дня.»
– Завтpашнего дня. Завтрашнегo дня. Завтрашнегo…
– Генри?
Вздрагиваю. Отползаю к стене. Вжимаюсь в стену до боли в лопатках.
Уходи.
«Уходи!»
– Генри?
– настороженный шёпот влетает в приоткрытую дверь подвала , в котором брат держит меня вот уже несколько месяцев.
Насильно держит. Сначала в одном подвале… потом в другом… потом в третьем.
Время от времени подкармливает, что бы не сдох быстро.
Шон любит издеваться. Шону нравитcя играть со мной. Шону нравится держать меня на поводке.
Шон плохой брат.
Шон очень плохой брат.
– Эй, куда ты пополз? Я вижу тебя с лестницы. Генри!
– Уходи! – прижимаю колени к груди и трясу головой.
– Убирайся!
– Генри… я спускаюсь, ладно?
«Завтрашнего дня… Завтрашнего дня…»
– Завтрашнего дня. Завтрашнего дня. Завтрашнего дня! Завтрашнего! Завтрашнего!
– Генри! – Брат сбегает по старым деревянным ступеням,и моя голова вновь взрывается от этого наизнанку выворачивающего душу скрипа!
Ненавижу, когда они скрипят.
Зажимаю уши руками.
– Ненавижу, когда они скрипят!!!
– Генри! – Чувствую, как пальцы Шона с силой сжимают мои плечи. – енри, это я… всё хорошо. Генри? Посмотри на меня. Пожалуйста. Это я – Шон. Это я. Всё хорошо, брат. Всё хорошо. Я с тобой.
***
Шон
Боже… Генри.
Боже…
– Смотри, что я тебе принёс, – делаю вид, что нисколько не встревожен тем, как мой брат выглядит. Делаю вид, что не замечаю его нервозного состояния. Не замечаю лица, рук, одежды сплошь перепачканных акварельной краской… Три дня назад Генри попросил принести её вместе с бумагой и кистями. Он сказал, что хочет рисовать. Сказал, что это будет успокаивать его. А я и подумать не мог, что он самого себя сделает холстом.
Весь в краске.
– Генри, я принёс твою любимую пиццу, – широко, ободряюще улыбаюсь брату, открываю коробку с пиццей и надеюсь, что аромат свежей «Пепперони» приведёт его в чувства быстрее, чем это получится сделать у меня.
Каждый раз приходится убеждать его, что я не враг.
С каждым разом получается всё хуже.
Мой брат сходит с ума в этих стенах…
енри наконец перестаёт раскачиваться из стороны в сторону, фокусирует взгляд на моём лице, и медленно, с облегчением выдыхает: