Через Сержа она узнала об отставке Андрея. Ракитин похлопотал, дабы рассмотрение прошения не затягивали и удовлетворили. Он же сообщил ей, что Ефимовский отбыл в Москву, чтобы уладить кое-какие дела. Оставалось только ждать, и это ожидание сводило её с ума.

Минула осень, близилось Рождество. За седмицу до окончания поста к Марье в покои явилась Анна Кирилловна. Старушка на сей раз была настроена довольно благожелательно и за разговорами обмолвилась, что в доме Куташевых, ещё при жизни родителей Николая сразу после Рождества обыкновенно давали пышный бал, и ныне было бы совершенно не лишним возродить былую традицию. Да и Софье пошло бы на пользу, коли в дом съехались бы молодые неженатые люди.

— Право слово, Анна Кирилловна, я бы на вашем месте сначала с Николаем обсудила бы столь важное решение, — растерялась княгиня.

— Вот вы бы, Машенька, и поговорили с ним. Он же так стремится угодить вам, сердцем чую, не откажет. Сонечке надобно бывать на виду, и дома она более уверенно себя почувствует, а то куда не приедем, забьётся в уголок, как мышь, не слышно, не видно.

— Я подумаю, — пообещала Марья.

Заниматься устройством грандиозного бала ей вовсе не хотелось, но поразмыслив о том, что подобное занятие отвлечёт её от беспокойных тревожных мыслей об Андрее, она вечером обратилась к супругу с предложением Анны Кирилловны.

— Отчего бы и нет? — Куташев улыбнулся, погладив тонкие пальцы жены. — Любой твой каприз, душа моя.

Князь проводил её задумчивым взглядом. В спальню супруги он более не наведывался, совесть не позволяла воспользоваться правами мужа, а Марья будто не замечала его жадных горячих взоров, не заговаривала с ним об этой стороне супружеских отношений. "После бала, — решил Куташев. — Пускай хозяйкой себя почувствует".

На другой день она до обеда составляла список тех, кого бы хотела пригласить. Само собой, что первыми в нём числились князь и княгиня Анненковы, не обделила она вниманием и своих родственников Сержа и Наталью. Фамилию князя Урусова она сначала написала, а потом зачеркнула, но поразмыслив о том, что Илья Сергеевич по-прежнему холост и являет собой весьма выгодную партию для Софьи, вновь вписала его. По этой же причине в списке оказался Волховский и ещё ряд молодых людей, с которыми у княгини Куташевой сложились приятельские отношения.

Дождавшись возвращения Николая со службы, она попросила его посмотреть список гостей, возможно, он пожелает добавить кого-нибудь, или напротив, вычеркнуть.

— Я бы Волховского вычеркнул, — улыбнулся Куташев.

— Отчего? — Марья пожала плечами. — У него весьма приличное состояние, прекрасные перспективы по службе. Чем не жених для Софьи?

— Такты для Софьи старалась?! — Николай рассмеялся. — То-то я смотрю, что здесь почти все холостяки Петербурга. Что же Ефимовского не вписала? Сказали, он в отставку вышел, — он настороженно глянул на жену.

— Андрей Петрович в Москве, — равнодушно отозвалась Марья.

— Откуда знаешь? — Не сдержался Николай.

— Ирэн обмолвилась, — забирая из рук мужа список, ответила княгиня.

Она собиралась уйти, но Куташев удержал её, обнял за талию и усадил к себе на колени. Марья напряглась, но не стала вырываться, глубоко вздохнула, стараясь подавить панику, которая охватила её от близости супруга.

— Коли задумала весь этот балаган, не скупись, — прошептал ей на ухо князь, провёл губами по гладкой щеке, — чтобы никто в Петербурге не смел сказать, что у Куташевых скверно принимают.

Дел и в самом деле оказалось много. Вся челядь в доме была загружена работой: мыли, чистили, натирали, стирали и меняли портьеры в бальном зале, куда больше года вообще никто не заходил. С поваром Марья обсудила меню, распорядилась о покупке продуктов, из Сосновской оранжереи должны были перед самым балом привезти цветы и фрукты. Невзирая на протесты Софьи, княгиня Куташева вызвала модистку, с которой долго и придирчиво обсуждала бальный туалет для княжны. Поскольку Софья давно вышла из того возраста, когда девиц впервые представляют свету, Марья решила отказаться от традиционного белого платья и уговорила золовку заказать бальный туалет из тёмно-красного шёлка. Этот цвет необычайно шёл смуглой и темноволосой княжне, тогда, как белый делал её блёклой и невыразительной. Для себя Марья Филипповна выбрала жемчужно-серый муслин, рассудив, что неброское платье поможет ей не привлекать к себе излишнего внимания.

Почти все, кто получил приглашение, отписались и подтвердили своё присутствие, потому в назначенный день, сразу после Рождества, Марья Филипповна от испытываемого волнения с самого утра не находила себе места. Это был первый, а может быть и последний бал, который она устраивала сама, ибо, коли удастся всё, что задумали Серж с Андреем, то жить за границей с Ефимовским ей придётся скромно, не привлекая внимания.

Но сейчас, стоя в вестибюле подле супруга, Марья беспокоилась именно об это вечере. Как всё пройдёт? Понравится ли ужин? Достаточно ли шампанского, крюшона и лимонада? Что станут говорить о ней после бала, как о хозяйке? Распорядителем бала удалось заполучить самого Глушковского, а потому за танцевальную часть вечера она могла быть спокойна.

"Боже! Сколько людей", — вежливо улыбаясь прибывающим гостям, молодая княгиня обмирала от страха. Украдкой она бросила взгляд на супруга. "Безупречен, как всегда", — Марья тихонько вздохнула. Алый виц-мундир, широкий разворот плеч, ордена на груди, улыбка приветливая или ироничная, смотря, кто подошёл засвидетельствовать почтение хозяевам вечера. При приближении Волховского, Куташев усмехнулся. Взгляд штабного адъютанта едва задержался на князе, одарив того лишь вежливым кивком, а вот перед хозяйкой дома Владимир Андреевич рассыпался в цветистых комплиментах.