Не спокойно было и в доме Ракитиных на Фонтанке. И пусть Марья взяла с Милки слово, что она ничего не расскажет, таиться от Сергея Филипповича девица не стала и рассказала обо всём, чему стала свидетельницей. Всё утро Серж мерил шагами собственный кабинет, не находя себе места. Вчера он заметил, как Марья удалилась на террасу после того, как танцевала вальс с Волховским, видел и Ефимовского, последовавшего за ней, а ещё он видел свою дражайшую супругу, перешёптывающуюся о чём-то с князем Куташевым. Тогда он не придал значения увиденному, поскольку был слишком занят беседой с весьма нужным ему человеком, но ныне многое стало понятным.

Ракитин остановился у стола, его кулак обрушился на затянутую тонкой кожей поверхность, Серж даже поморщился от боли в костяшках пальцев. У него не было оснований не доверять словам горничной сестры, однажды он и сам стал свидетелем тому, насколько мало князь Куташев ценит жизнь своей второй половины. Но и что теперь предпринять, как поступить с тем, что стало ему известно, он не знал. Можно было попытаться воспользоваться своим влиянием в определённых кругах и добиться, чтобы Куташева перевели служить куда подальше, скажем в Польшу. Не зря же Сергей Филиппович правдами и неправдами завоёвывал своё нынешнее положение, оказывая весьма ценные услуги, а порою и пускаясь в рискованные авантюры, раскрытие которых могло ему стоить не только карьеры, но и свободы, а то и головы. Но всё одно, отъезд Куташева мало что переменит, более того, вдруг придёт ему в голову и жену взять с собой к новому месту службы? Да и прежде, чем вмешаться в жизнь сестры, не худо было бы знать, что сама Марья думает обо всём.

Ракитин остановился у окна, уставившись невидящим взглядом на пожелтевший дуб, что рос в самом центре внутреннего двора. Лёгкие шаги за спиной отвлекли его от неприятных размышлений. Маленькая ладошка скользнула по его плечу. Сергей обернулся.

— Отчего завтракать не идёшь, стынет всё, — улыбнулась ему жена.

— Наташа, — он удержал её подле себя, поймав тонкое запястье, — ответь, о чём ты вчера с Куташевым говорила.

Наталья смутилась, отвела взгляд, пожала плечиком:

— Да я и не упомню уже. О разном, — она вздохнула, не осмеливаясь поднять головы и улыбнулась ему вымученной улыбкой, пытаясь обратить в шутку сказанное им: — к чему спрашиваешь, неужели ревнуешь?

— Нет, не ревную, — Сергей вздохнул, пытливо вглядываясь в полыхающее румянцем лицо супруги. — Милка ночью прибежала, — тихо обронил он. — Сказала, что между Марьей и Николаем ссора вышла.

— Милые бранятся, только тешатся, — отмахнулась Наталья. — Нам-то какое дело? Чужая семья — потёмки, Серёжа.

— Кабы так, да только ссора та, едва смертоубийством не обернулась, — медленно выговорил Сергей.

— Полно, так уж и убийством, — пробормотала Наталья, отворачиваясь от супруга.

— Вот я поеду и выясню, что там стряслось, — Ракитин направился к выходу из кабинета.

— Серёжа, не езди! — Наталья вцепилась в рукав его рубахи и сбивчиво заговорила: — негоже вмешиваться. Сами, поди, разберутся. Марья всегда была легкомысленной особой, может быть и повод дала.

— Ты ведь всегда её недолюбливала, — Сергей остановился на пороге.

— Ты меня винишь в чём-то?

— А должен?

Не дождавшись ответа, Сергей стремительно покинул комнату, оставив жену в полной растерянности. Выйдя из парадного, Ракитин замедлил шаг, ибо у крыльца остановился экипаж со знакомым гербом на дверце.

Ефимовский спустился с подножки и поднялся на несколько ступеней к хозяину дома.

— Полагаю я не вовремя с визитом к вам, Сергей Филиппович, — он оглянулся на поданную к подъезду коляску.

— Мои дела обождут, ваше сиятельство, — Сергей слегка наклонил голову. — Прошу, — жестом пригласил он войти незваного гостя и, отдавая трость и цилиндр дворецкому, осведомился: — так какое у вас дело ко мне?

— Я хотел бы просить вас о беседе с глазу на глаз. — Ефимовский смутился.

— Я полагаю речь пойдёт о моей сестре, — открывая перед гостем дверь кабинета, высказал своё предположение Ракитин, вздохнув. — Не поздно ли, Андрей Петрович, вы с разговором о Маше ко мне?

Ефимовский отвернулся от пытливого взгляда собеседника, собираясь с мыслями. После признания Марьи он так и не смог уснуть, пролежав всю ночь, глядя в потолок. Странные ощущения испытывал он, получив известие о своём отцовстве. То его обуревала бесшабашная радость от того, что где-то на белом свете есть маленький человечек, плоть от плоти его, родная кровь, то радость сменялось злостью на Марью, которая умудрилась так запутать всё, что ныне он не имеет никакого права даже приблизиться к собственному ребёнку. Ежели, конечно, это его ребёнок, всё же кое-какие сомнения не оставляли его. Ныне ему, как никогда, нужен был дружеский совет, но такую тайну он не осмелился бы доверить даже тому, кого называл самым близким другом, даже Борису он не посмел бы открыться. Был только один человек, который мог бы подтвердить либо опровергнуть слова княгини Куташевой. И вот ныне, глядя этому человеку прямо в глаза, Андрей никак не мог решиться.

— Вчера вечером я с вашей сестрой имел весьма занимательную беседу, — начал Ефимовский.

— Сдаётся мне, что нашлись свидетели вашему разговору, — тихо обронил Сергей. Андрей удивлённо вздёрнул бровь.

— Даже так, — пробормотал он. — Стало быть, вам известно о чём мы говорили с Марьей Филипповной.

— Нет, то мне не ведомо, — Ракитин покачал головой. — Боюсь только, вы не больно- то таились от всех.

В голосе Сержа явственно ощущалось осуждение, что невольно наводило Андрея на мысль о том, что за его разговором с Марьей Филипповной последовало нечто такое, за что Ракитин сердит на него.