— Нет, Nicolas, вы вовсе не противны мне. Вы не любите меня, я не люблю вас, зачем же нам мучить друг друга узами ненавистного брака? Сделанного нельзя переменить, но мы можем каждый жить своей жизнью, не мешая друг другу, — глядя на его затылок, ответила княгиня.

— Когда-то я говорил, что не люблю вас, — Куташев обернулся. — И я верил в то, что говорил, но с тех пор многое переменилось, Мари. Переменились мои чувства, ибо… нет, я не ищу себе оправданий, — выдохнул он, — я был ослеплён ревностью и едва ли отдавал себе отчёт в том, что делаю.

— Нет, нет, — Марья затрясла головой, не желая слышать подобных слов, ей не нужны были его признания, не сейчас, когда появилась надежда на воссоединение с тем, кому она принадлежала и душой и телом.

— Маша, — он порывисто опустился на колени перед креслом, где она сидела, попытался завладеть её рукой, но она прижала ладони к груди, не желая, чтобы он прикасался к ней, — Маша, всё переменится, вот увидишь, я переменюсь, у нас всё будет по-другому отныне.

— Нет! Nicolas, ничего уже не будет. Не скрою, иногда и мне казалось, что я смогу полюбить вас, — она откинулась на спинку кресла, опустила ресницы, не в силах вынести его горящего взгляда, — но нынче я боюсь вас. Я не могу любить человека, которого боюсь, — она закуталась в шаль, будто ей вдруг стало холодно. — Поэтому я прошу вас отпустить меня в Ракитино, где я буду жить тихо и уединённо вместе с Мишелем, — ложь легко слетела с её уст.

— Нет, — Куташев поднялся с колен. — Я не могу отпустить вас.

— Я устала, Nicolas, — Марья бросила быстрый взгляд на дверь. — Не вижу смысла продолжать сей разговор сейчас.

— Ступайте, — отпустил её князь.

Марья прошла мимо него, оставив за собой аромат резеды и мяты, лакей придержал дверь перед ней и закрыл её аккуратно, без стука, но она всё же вздрогнула, обернулась, нахмурила брови. Вовсе не так она представляла себе разговор с супругом. Она надеялась, что он согласится с её доводами, и тогда у неё не возникнет трудностей с отъездом. Она даже могла бы в самом деле поехать в Ракитино, дабы не вызвать подозрений и там дождаться Андрея, но ныне о том не могло быть и речи. Стало быть, это всё же будет самый настоящий побег. Однажды она уже попыталась сбежать от Куташева, ещё не будучи его женой, что же будет, коли она вновь осмелится на такое? И что тогда станется с Андреем? Марья медленно поднялась по лестнице и вошла в детскую.

К своему удивлению она застала Софью у детской кроватки, рассматривающей спящего малыша.

— Какой же он красивый, — шёпотом отозвалась княжна, когда молодая мать приблизилась к колыбели. — У него такие длинные ресницы и глаза… удивительно синие. Я только у одного человека видела такие же, — испытывающе глядя на Марью, продолжила она.

— Я знаю, по меньшей мере, двух людей… — тихо заметила Марья, любуясь сынишкой.

— Правда? — Совершенно неискренне изумилась княжна и язвительно добавила: — надо полагать в честь одного из них и назвали сына?

— Имя выбирал ваш брат, — усмехнулась Марья.

— Ему ведь уже два месяца, — Софья отошла от колыбели. — Нынче середина октября, а вы с Ники обвенчались в феврале…

— Мишель родился прежде срока, — отрезала Марья, невольно повысив голос.

Малыш проснулся и захныкал. Не глядя более на золовку, княгиня устремилась к колыбели, взяла на руки дитя и стала укачивать, что-то тихонько напевая. Софья не сводила с неё глаз.

— Я знаю, кто его отец, — поджав губы, произнесла княжна.

— Я его отец! — Услышала Софья позади себя.

Испуганно ахнув, mademoiselle Куташева обернулась на голос брата. Николай вошёл в детскую, взглядом указав сестре на дверь, и Софья, повинуясь, поспешно удалилась.

— Я думал над тем, что вы мне сказали, Мари, — наблюдая за женой, медленно произнёс князь. — Я отпущу вас в Ракитино, но Мишель останется со мной, — добавил он тоном, не терпящим возражения.

— Я не оставлю сына, — вздохнула княгиня и понуро добавила: — ваша взяла, Nicolas. Я ваша жена и ею останусь.

Марье только и осталось сделать вид, что она смирилась с решением супруга. Казалось, что жизнь в доме Куташевых вошла в прежнее русло. С началом сезона посыпались приглашения на обеды, вечера и рауты. Два, а то и три раза в седмицу чета Куташевых выезжала в свет. Толки, что пошли было после вечера у Анненковых, постепенно утихли, потому как любой, кто взглянул бы на князя Николая и его обворожительную жену, уже не сомневался, что видит перед собой счастливую супружескую пару. Марью Филипповну всегда окружало множество молодых людей, стремившихся угодить красавице-княгине, она была мила и приветлива со всеми, никого притом не выделяя из своего окружения. Николай Васильевич лишь усмехался в ответ на язвительные замечания некоторых дам о том, что его жена, похоже, очаровала всю мужскую половину столицы.

Наиболее настойчивым поклонником княгини оказался некто Владимир Волховский, новый адъютант военного министра. Волховский даже осмелился несколько раз прислать цветы в дом на Мойке, но букеты вернули дарителю без всяких объяснений.

Марья вроде бы и жила прежней жизнью, но всё, что происходило отныне вокруг неё, виделось ей спектаклем, а сама себе она казалась бездарной актрисой, вынужденной играть отведённую ей роль до того часа, когда вся её жизнь должна будет перемениться в одночасье.