С переездом в столицу madame Боровская своим привычкам не изменяла. И пусть стояло лето, но в Петербурге оставалось ещё немало людей, которые с радостью заводили знакомства с прелестной вдовушкой. Мало-помалу салон Бетси приобретал всю большую известность и к началу сезона бывать у неё стало модным. Серж легко вписался в этот новый круг общения. Ни для кого не был секретом характер его взаимоотношений с прелестной хозяйкой. Однако ж madame Боровская всё чаще стала делать ему намёки, что желала бы сменить своё положение любовницы на более пристойный статус жены. Бетси была тремя годами старше Сергея Филипповича, и с какой стороны не посмотри для него являлась самой выгодной партией, но Ракитин не спешил делать предложение, полагая, что молод ещё для того, чтобы связать себя узами брака.

Он близко сошёлся с офицерами гвардии, которые охотно допустили его в свой круг, и стал частым участником тех весёлых безобразий, что обыкновенно совершают молодые люди, стремясь развеять скуку, вызванную бездельем. Его новые приятели частенько подтрунивали над ним, интересуясь его матримониальными планами относительно madame Боровской. Дело дошло до того, что начали делать ставки на то сделает он предложение Бетси до конца года или нет.

Ракитин злился, но виду не показывал. Он и сам понимал, что в отношениях с Бетси давно перешагнул тот порог, когда можно было порвать с ней без возможных дурных последствий для своей персоны. Дело обстояло нынче так, что он должен был или вовсе прекратить с ней всяческие сношения, либо передвинуть их на иную ступень. Но памятуя о том, что сначала надо бы устроить судьбу сестры, он откладывал объяснение.

Сергей Филиппович, слишком занятый своим новым окружением и делами службы, ни сразу заметил перемены, что произошли с его сестрой. Марья из беззаботной девицы с лёгким характером как-то незаметно превратилась в набожную неулыбчивую особу, молча осуждавшую тот образ жизни, что он вёл. Даже Елена Андреевна, поначалу радовавшаяся такому смирению и праведной жизни, что стремилась вести дочь, глядя на неё забеспокоилась.

Марья Филипповна категорически отказывалась выезжать в свет, объясняя свой отказ тем, что это не то, к чему она стремится отныне. Из её гардероба исчезли яркие наряды, и на смену им явились унылые строгие платья преимущественно серого и чёрного цвета. Она сильно исхудала, перестала заботиться о собственной внешности. Исчезли легкомысленные кудри, нынче mademoiselle Ракитина предпочитала убирать свои роскошные русые локоны в тугой пучок, из которого лишь изредка выбивались кудрявые пряди. Серж поймал себя на мысли, что с сестрой в её нынешнем облике ему было бы неловко, ежели не сказать стыдно, появиться в обществе.

С началом осени в Петербург потянулось высшее общество. Город ожил, наполнился многоликой толпою, ресторации и театры вечерами стали полны людей. Приехали и Калитины. После совместного ужина Василий Андреевич удалился к себе в кабинет, а Елена Андреевна и Ольга Прокопьевна о чём-то долго тихо беседовали в гостиной, бросая украдкой взгляды на Марью Филипповну, что устроилась за столом поближе к подсвечнику со святым писанием в руках.

— Что монахиня, — шептала Елена Андреевна своей золовке. — С утра ни свет, ни заря в храм уходит. К обеду воротится и снова молится, либо, вон, со святым писанием сидит. Я уж думаю не тронулась ли умом Марьюшка.

— Пройдёт, — без особой уверенности в голосе отвечала Ольга Прокопьева. — То вина её грызёт, вот и наложила сама на себя епитимью, а встретится кто, так и думать забудет о том.

Дверь в гостиную растворилась и, сияя улыбкой вошёл Сергей Филиппович.

— Маменька, — поцеловал он мать в щёку, — тётушка Ольга, — склонился он над рукой своей родственницы, — бесконечно рад видеть вас в добром здравии.

— Дай я посмотрю на тебя, Серёжа, — поднялась с дивана Ольга Прокопьевна, взяв племянника за руки. — Хорош, очень хорош, — рассмеялась она. — Нашёл поди себе невесту?

Серж смутился и слегка покраснел:

— Я, думаю, с этим делом торопиться не стоит, — отозвался он, ласково глядя на тётку.

— Стало быть, нашёл, — улыбнулась в ответ Ольга Прокопьевна. — Хороша? Чьих будет?

Елена Андреевна нахмурилась и поджала губы. Бетси ей не нравилась. Madame Боровская ещё ни разу не появилась в доме на Английской набережной, но слухи уже дошли до матери Сергея.

— После, тётушка. Как доехали? — поспешил он перевести разговор на другую тему.

Ольга Петровна, сетуя на плохие дороги принялась рассказывать о долгом утомительном путешествии, на какое-то время позабыв о вопросах, что она задала племяннику несколькими минутами ранее. Выслушав её жалобы и проявив должную долю внимания и сочувствия, Сергей подсел к сестре.

— Мари, — положил он ладонь поверх её руки, придерживающей книгу, — у меня есть разговор к тебе.

Марья раздражённо захлопнула книгу и повернулась к брату.

— Я тебя слушаю, Серж.

— Пройдёмся? — указал он взглядом на растворённое французское окно, выходящее в небольшой парк.

Марья с видимой неохотой поднялась со своего места и последовала за братом. Стоял удивительно тёплый для конца сентября вечер. Шагая по посыпанным мелким гравием дорожкам в блеклом свете масляных фонарей, она ждала, что он первым начнёт разговор.

— Мари, так нельзя, — вздохнул Ракитин. — Коли ты будешь сторониться общества, ты никогда не найдёшь себе мужа.

— Я не ищу его, Серёжа. Я решила, что не стану выходить замуж. Моё предназначение отныне в другом.

— В чём?! — взорвался Сергей. — В молитвах?! В ночных бдениях перед иконой?! Полно! Не так уж велика твоя вина, чтобы хоронить себя заживо.

— Ты не понимаешь! Всему виной стало моё тщеславие и желание нравиться всякому, кто на меня посмотрит! — повысили голос в ответ Марья. — Я не желаю более такой жизни. Нынче мне спокойно. Душа моя ничем не смущена. Она свободна.