— Я же говорила, что он влюблён в тебя, — тихонько толкнула локтем в бок свою подружку Ирина. — Думаю, скоро свататься придёт.

Марье очень хотелось верить словам подруге, но что-то подсказывало ей, что до сватовства ой, как далеко.

За обедом последовали танцы. Кузен Ирины Николай несколько раз приглашал её, и Марья танцевала с ним вальс, потом мазурку, но на третий раз отказал, посчитав, что это уже будет неприлично. В котильоне она пошла с Сержем. Во время танца, поглядывая на брата, она вспомнила, как он разозлился в её первую встречу с Андреем и, не сдержав любопытства, спросила его о том:

— Серж, отчего ты был так зол на графа Ефимовского, когда мы с тобой в собор ходили?

— Когда? — нахмурился Сергей, уже позабыв о той случайной встрече.

— Осенью, — напомнила ему Марья. — Я ещё ридикюль уронила.

— Отчего ты спрашиваешь меня о том? — обеспокоенно поинтересовался Ракитин.

— Вспомнилось, — пожала плечиком Марья.

— Держись от него подальше, — буркнул Серж.

— Но отчего?

— После скажу, — отвечал Сергей.

Но поговорить после не получилось. Бетси сделалось дурно, и чета Ракитиных уехала в её дом на набережной Фонтанки.

На следующий день поутру Марья получила записку от княжны Гагариной. Ирина приглашала её вечером к себе. У Гагариных собиралось небольшое общество незамужних девиц с тем, чтобы поучаствовать в святочных гаданиях.

Гадать собирались на зеркалах. В покоях Ирэн перед большим зеркалом на туалетном столике установили ещё одно поменьше. Девушки со смесью восторга и страха по очереди садились на стул перед зеркалами и пытались в тёмном коридоре, образованном отражениями, разглядеть свою судьбу.

Дошла очередь и до Марьи Филипповны. Усаживаясь на стул перед зеркалом, mademoiselle Ракитина недоверчиво улыбалась приятельницам. Одна из них видела в отражениях крест, другой привиделся гроб, и нынче она тихо роняла слёзы в углу маленькой гостиной. Марья не верила во всё это, считая гаданье суеверием и пережитком прошлого.

Вглядываясь в темноту до рези в глазах, она ничего не видела.

— Ну, что там? — стоя за её спиной, спрашивала Ирина. — Что ты видишь?

— Ничего, — отвечала Марья. — Ничего там нет.

Она уже собиралась подняться, когда ей показалось, что в зеркале мелькнуло что-то белое. Видение можно было принять за что угодно. Неуверенная в том, что именно ей показалось, Марья вслух сказала, что видела что-то белое.

— Фата, — хлопнула в ладоши одна девица. — Думаю, то фата была. Стало быть, замуж выйдешь, — предположила она.

Марья улыбнулась. Ей так хотелось, чтобы девица оказалась права. Вот и Ирина ей говорила, что стоит ожидать сватовства со стороны Ефимовского. После гадания, стали пить чай. Девушки говорили, перебивая друг друга, о молодых людях, строили предположения о том, кто к кому посватается в нынешнем сезоне и только Марья и Ирина молчали, поглядывая друг на друга. О том, что князь Борис Анненков сделал княжне предложение, ещё никому не говорили.

Поздним вечером за mademoiselle Ракитиной приехал кучер Калитиных. Прощаясь подружки, пообещали друг другу, что завтра на императорском балу будут держаться вместе.

Ну, вот и настал тот день, о котором столько много говорили, к которому загодя готовились и, о котором так много переживали. Марье Филипповне с утра кусок в горло не лез. С самого утра Настёна крутилась вокруг неё, завивая волосы на папильотки, перебирая вместе с хозяйкой украшения и ленты, что следовало вплести в волосы.

Занятая своими переживаниями, Марья не сразу обратила внимание на неестественную бледность своей горничной, на то, сколь неловкими были нынче её движения. Только когда, зажав рот рукой, девка метнулась в уборную, mademoiselle Ракитина замерла посреди комнаты с нижней юбкой в руках, догадавшись о причинах недомогания. Потому как накануне Елена Андреевна с Ольгой Прокопьевной, думая, что она не слышит, обсуждали внезапную дурноту Бетси и их скорый с Сержем отъезд.

— Настя! — обратилась она к горничной, когда та бледная на трясущихся ногах, вышла из уборной. — Да ты никак в…

Марья не договорила. Настёна упала перед ней на колени и ухватилась за подол платья барышни.

— Марья Филипповна, не выдавайте меня Елене Андреевне, — заплакала она.

— Да я-то не скажу, — растерялась Марья, — да только всё одно ничего не скроешь.

Настасья подняла голову, глядя на свою хозяйку заплаканными глазами:

— Я к бабке пойду. Мне сказали, есть тут одна. Она поможет.

— Да ты что! Грех-то какой! — возмутилась Марья.

— А иначе мне только в петлю, или в прорубь, — вздохнула девушка.