– Я, Наклз, имею достаточно друзей и денег, чтобы доказать, что вы с Дэмонрой меня запугали и я способствовал выпуску документов под давлением. Друзей и денег после этой истории у меня, конечно, станет существенно меньше, но я это переживу. Вы двое - нет. Поэтому лучше перестаньте тут строить из себя невинность, оплатой мы вас не обидим.

Старый лис показал зубы. Разумеется, фигурально. И какая-то печальная правда в его словах была.

– Координаты?
– устало спросил маг.

– Четвертое апреля, семнадцать часов - Большой северный зал, это по главной лестнице на втором этаже, там вы бывали. Четвертое апреля, восемнадцать часов тридцать минут - малый кабинет в западном крыле дворца. Мои люди оставили вам "маяки", не заблудитесь. Ну, и вчера - двадцать третье апреля, четырнадцать часов, тот же кабинет, для закрепления результата.

Наклз мог бы спросить: "Объект?", но не стал. Ему и так все сделалось примерно понятно. Не нравилось магу только одно: Дэмонра вдрызг разругалась с кесарем именно четвертого апреля, после бала. Подробностей он не знал, но само совпадение настораживало.

– Наблюдать и не вмешиваться, - сообщил господин с кушетки.

У Наклза даже щека дернулась, так он ненавидел дурней, начитавшихся фантастических романов, где утверждалось, что из Дальней Мглы можно с необыкновенной легкостью исправлять настоящее и будущее. Если бы все работало именно так, Маргери в этом году выпустилась бы из гимназии.

– Обязательно последую вашему совету, - сквозь зубы пообещал Наклз и полез под мундир, где в специальных кармашках хранились две плоские склянки, справа - безобидная виссара, слева - нордэнский "поцелуй судьбы". Последний считался типичным "оружием последнего шанса": после него обычно не просыпались, но дел можно было натворить немало.

Выдернув крышку из маленькой скляночки виссары, маг мрачно взглянул на канцлера:

– Вы, конечно, знаете, что, если меня поймают, вас я выгораживать не стану.

– Ну вы уж постарайтесь, чтобы вас не поймали. Я ведь мог бы попросить кесаря о возвращении ко двору... некоей особы.

"Вот уж это последнее, о чем я стал бы просить", - подумал маг, извлек карманные часы, раскрыл их, положил на колени, затем обвязал запястье обрывком красной шерстяной нитки - скорее по привычке, чем из каких-то практических целей: клубка он с собою все равно не взял - и сделал два глотка из бутылочки. Благоухающий жимолостью мир дернулся и поплыл, а потом где-то в районе затылка звучно ударил колокол.

5

– Боги надменные, холодно как, - пробормотала Немексиддэ, кутаясь в меховую накидку. Строго говоря, она несколько погрешила против истины: для весны на Дэм-Вельде как раз стояла на редкость теплая погода, градусов десять-пятнадцать. Но шквалистый ветер с Гремящих морей пробирал до самых костей. Ингмар не стал строить из себя истинного северянина и под презрительные взгляды чистокровных нордэнов закутался в зимнюю шубу, а заодно натянул шапку почти на нос. Конечно, данный предмет гардероба портил обзор и отчасти глушил слова, которые цедила с возвышения жрица Нейратез, но маг сильно сомневался, что услышит что-то ценное. Богоравная представительница богоравной расы по части публичных выступлений оригинальностью не отличалась. Неграждане и другие неполноценные представители рода человеческого, заполонившие Каллад, нагло объедали Дэм-Вельду. Шайка титулованных уголовников им потворствовала и только и думала, как бы урвать у жителей обетованной земли что-нибудь еще. В общем, родные апельсины были в опасности и взывали к немедленной защите.

– Разве мы не получили хлеб?
– улучив момент, когда жрица выдохлась, поинтересовался маг у Немексиддэ. Та поджала посиневшие губы:

– Получили. Наши материковые коллеги в этом плане обязательны. С учетом запасов, до середины осени нам хватит. А в июле будет следующая поставка. Архипелагу голод не грозит.

– Тогда чего она опять орет?

– Просто она всегда орет, - в сердцах ответила Немексиддэ. По счастью, с флангов ее прикрывали Сигрдрив и Имлад, уже четверть часа ведущие неспешную беседу о каких-то хитрых патронах. В оружии Ингмар понимал очень мало, в патронах - еще меньше, но почему-то ему казалось, будто разговор затеян исключительно для того, чтобы они с Немексиддэ могли обмениваться мнениями, не опасаясь быть услышанными.

Маг серьезно сомневался, что стоило почти полчаса трястись в подъемнике, поднимаясь на головокружительную высоту, только ради ознакомления с богатым внутренним миром и политическими взглядами Нейратез. У Ингмара за десять с лишним лет знакомства с высшей жрицей сформировалось вполне определенное мнение о том, как именно можно решить ее проблемы. Всего-то и требовалось выписать из какого-нибудь материкового борделя специалиста широкого профиля. Другое дело, что магу сложно было представить сумму гонорара, которую избавителю следовало бы запросить за свои услуги. Ингмар подозревал, что столько денег на Дэм-Вельде не найдется, даже если сверху приплатить апельсинами.

Правда, при всем отвратительном отношении к этой вздорной бабе с непомерными амбициями, в смелости маг ей отказать не мог: сам он бы в жизни не полез на помост, с которого она обращалась к толпе. А вот Нейратез уходящее в бесконечность море и небо за спиной волновали мало. Жрица стояла, картинно раскинув руки, так что ветер рвал широкие рукава белого облачения во все стороны, и вещала. Если сбросить со счетов тот факт, что с точки зрения приземленного южанина она несла некий религиозно-философский бред, густо замешанный на идее расового превосходства нордэнов и, так и быть, калладцев над остальными неполноценными расами, оратором Нейратез была хорошим. Как он сам прекрасно сознавал, куда лучше, чем Немексиддэ. Наместница, при всем своем здравомыслии и умении вычленять главное, совершенно не могла говорить на публике и всегда читала по собственноручно написанной бумажке. Впечатление это производило не самое выигрышное. Особенно если сравнить подтянутую, ослепительно-белоснежную Нейратез и измотанную бессонницей Немексиддэ. Ингмару приходилось видеть карикатуры, изображающие жрицу и наместницу в виде роскошного белого альбатроса и ободранной скопы черно-белого цвета, с явным намеком на прокалладскую политику Немексиддэ. В чем-то Ингмар мог согласиться с художниками: альбатросы, как известно, имели неприятную привычку жрать падаль.