Шрифт:
Наверное, какие-то истины люди просто всегда постигали сами или не постигали никогда.
Ингрейна бросила последний взгляд на Магду. Та, конечно, понимала, на каком они свете и что им за это будет. Ей не требовалось ничего повторять или объяснять. Ингихильд заставила себя улыбнуться, надеясь, что ее улыбка не напоминает оскал, а потом сжала губы и, придерживая шашку у бедра, широким шагом пошла навстречу вещи, которая вряд ли была ее судьбой, но в которую все почему-то упиралось. При хорошем раскладе ей предстояло очень долгое объяснение с покойным отцом, который ее идиотского идеализма бы не одобрил, а при плохом - медаль от Вейзера, пенсион, пуля в спину от какого-нибудь чистоплюйчика семнадцати лет и вечная мгла.
– Граждане!
– выкрикнула Ингрейна, оказавшись шагах в двадцати от толпы. Она понимала, что слова хуже сейчас не подберет - гражданских прав у большинства пришедших сюда калладцев, наверное, имелось немногим больше, чем у рэдских неграждан, а если прав и больше, то еды - навряд ли. И уж особенно паршиво это, разумеется, звучало в устах белокурой нордэны в начищенных до блеска сапогах. Но Ингрейна не могла найти в себе сил назвать этих людей "братьями" - всякой лжи и всякому цинизму был положен предел. Озлились "граждане" или нет, но братьями они ей не были. Такие сомнительной реалистичности связи больше пристали Вейзеру и его шайке, клянущимся в любви к народу, чем ей.
– Граждане кесарии, - еще жестче повторила она, - стойте, где стоите!
– Ингрейна смотрела в передние ряды, но почему-то не видела людей. Вернее, из общей массы выскакивали какие-то отдельные детали - седой вихор, родимое пятно на щеке, масляное пятно на робе, старый ожог, поблескивающая на солнце поварешка - но ни в какую картину они складываться не желали.
– Тихо! Смирно! Слушать меня!
Ингрейна никогда не держала речи перед гражданскими, да еще собравшимися в таком количестве, и вообще не умела говорить одновременно громко и проникновенно. Для этого, наверное, требовалось иметь хорошую практику в Сенате, а она после гимназической скамьи оказалась сразу в военном училище, поэтому при повышении голоса рефлекторно перешла на командный рык. Но это все-таки было лучше, чем сорваться на визг или пули.
– Слушать меня!
Толпа невнятно гудела, как подкатывающий прибой. Но еще стояла. Ингрейна смутно слышала, как кто-то из-за спин первых рядов кричал "Не верьте нордэнским палачам!" Если бы Ингихильд видела этого голосистого молодчика, лежать бы ему на камнях с пулей во лбу, но провокатор не светился.
– У нас сложилась внештатная ситуация! Вас здесь быть не должно, бросайте оружие и расходитесь!
– Жрать дайте сперва!
– взвизгнула из переднего ряда седая женщина, годящаяся Ингрейне в матери. Ингихильд ожидала продолжения в духе "курва нордэнская", но шашка и пистолет у ее пояса, видимо, пока казались аргументами. А еще за ней стояло восемь сотен штыков.
– Вы бунтовщики и маргиналы, понятно?! Вы не имеете права предъявлять требования! Всем немедленно расходиться! Расходитесь, мать вашу, слышите?!
– Она тянет время! Они обходят нас, отрежут и перестреляют...
– Не слушать провокации! Расходитесь - и никто не пострадает!
– И что нас защитит?
– с ухмылкой поинтересовался парень в засаленной робе. Одна рука у него висела на перевязи.
– Мое слово. Слово офицера, если вы мирно разойдетесь, вас никто не тронет!
– Одно только слово?
– хмыкнул парень.
– Да у тебя в жизни ничего дороже не было!
– рыкнула Ингрейна, понимая, что напрасно вступает в перепалку.
– А солдат зачем пригнали?
– Мы пришли к кесарю, просить милости!
– А вы на нас - со штыками?!
– Кровопийцы проклятые!
– Сволочи! Палачи!
– А ну заткнулись! У меня приказ!
– Ну и подотри им...
Ингрейна положила руку на рукоять пистолета и прищурилась.
– Что-то у вас основные храбрецы стоят в задних рядах. На войне такого не бывает.
Нордэна шарила глазами по толпе, пытаясь выделить заводилу. Заводил в зоне ее видимости не наблюдалось, ясное дело. "Добрые советы" поступали откуда-то из-за спин людей.
– Я в последний раз прошу вас разойтись! Вы - маргиналы и молитесь, чтобы Его Величество кесарь не счел вас изменниками, потому что с изменниками у нас разговор короткий! Пока еще не произошло ничего такого, после чего вы бы не могли отсюда свободно уйти. Пользуйтесь шансом - уходите! Это ваша последняя возможность. У меня приказ, и я обязана его выполнить!
– Ты хоть раз в жизни была голодной?
– прошипела женщина, воинственно приподнимая поварешку.
– У тебя есть дети, сука? У меня из трех один остался!
Ингрейна почувствовала, как ее щеки заливает краска. У нее в глазах мутилось от ярости, бессилия и, как ни странно, обиды. Слова косматой ведьмы попали метче любой пули. Ударили по самому больному. Не было у нее детей и не было бы никогда.
– Была голодной!
– рявкнула Ингрейна.
– При осаде Кемена мы подметки от сапог жрали! А ты под пулями стояла ради людей, которые тебя сукой зовут?
– Каждый день ради таких у станка стою!
Ингрейна поняла, что здесь схлестнулись две правды. А там, где схлестывались две правды, всегда огонь и кровь. Одной правде следовало уступить, даже если она более правдивая.