Габерон задумчиво почесал щеку.

– А я и не говорил, что «Аргест» - это пиратское сокровище, лишь то, что он может им быть. И то, что я, Корди и Шму здесь находимся – вполне убедительное подтверждение тому, что кое-кто эту вероятность расценивает вполне серьезно, а? Впрочем, может оказаться и так, что «Аргест» - всего лишь пшик, который не оставит после себя и воспоминаний.

– Что это значит?

– Я уже говорил тебе, ржавая голова. «Аргест» - всего лишь теория. Проект, не доведенный до конца. Никто даже гипотетически не может представить, заработает ли он вообще, а если заработает, то как. Насколько мне известно, предварительные работы были закончены, но сам «Аргест» так и не заработал. Клянусь похлебкой из судака, я скинул бы остров с плеч, если бы был уверен, что он никогда и не заработает. Теперь ты понимаешь, почему я хочу, чтоб Ринни держалась от него подальше?

– Ри…

Ему вдруг показалось, что канонир стал выше ростом, почти сравнявшись с ним самим. И взгляд у него сделался такой пристальный и тяжелый, что Дядюшка Крунч почти ощутил, как скрипит, проминаясь, твердая броня обшивки. Взгляд не легкомысленного паяца Габби, а какого-то другого человека, которого он, Дядюшка Крунч, все это время почему-то не замечал. Холодный, твердый, уверенный, этот взгляд делал невозможным любое возражение.

– У меня мало времени. Так что запоминай. Может, «Аргест» - выдумка, полный провал, ноль, пустое место, но это то пустое место, которое в силу своей природы образует вокруг себя много опасных течений, как глаз бури. Может, про него и знает всего несколько десятков человек во всем мире, но даже это непозволительно много. И чем сильнее Алая Шельма связана с ним, тем больше неприятностей она к себе притягивает. Поверь, Шму была лишь первой из них. Мне хочется ошибаться, но если Ринни не бросит поиски, могут быть и другие. Люди, на которых я... работал, очень не любят оставлять за собой болтающиеся концы. А твоя протеже невольно стала как раз таким концом. Все эти годы я делал все, от меня зависящее, чтоб там, - Габерон не глядя ткнул пальцем куда-то вверх, - решили, что она бесконечно далека от разгадки. Видит Роза, так оно и есть. Но рано или поздно про нее могут вспомнить – и тогда она поплатится чем-то более ценным, чем ее треуголка.

Дядюшка Крунч никогда не испытывал холода. Ветер, забиравшийся в щели между его доспехами, никогда не приносил ему беспокойства. Но сейчас ему вдруг захотелось поежиться, как ежатся небоходы на большой высоте, когда за пазуху им заползают холодные сквозняки и липкие клочья облаков.

– Ах ты скользкая макрель… И все это время молчал? Зная, что Ринриетта может быть в опасности?

Габерон сплюнул за борт. Дерзкий поступок для любого небохода, в другой момент Дядюшка Крунч жестоко отчитал бы его за неуважение к воздушному океану.

– Ей лучше ничего не знать про «Аргест». Ты ее знаешь…

Дядюшка Крунч хотел было возразить, но вместо этого склонил голову.

– Я ее знаю.

– У нее мятущаяся душа, слишком беспокойная, слишком… - Габерон поморщился, не найдя подходящего слова, - Ей нельзя связываться с «Аргестом», что бы тот из себя ни представлял. Пусть воображает себя пиратом, пусть гоняет наперегонки с ветрами по всему воздушному океану и задирает нос. Но с Восьмым Небом не нужно связываться. Не знаю, где оно находится, но точно знаю, что вокруг него определенно не происходит ничего хорошего. Капитанессе стоит…

– Полагаю, капитанесса сама решит, чем ей стоит заниматься.

Дядюшка Крунч окаменел, услышав этот голос. Вся смазка в суставах затвердела, отчего на миг он превратился в статую. Только статуи обыкновенно сохраняют благородную и возвышенную позу, он же должен был выглядеть довольно жалко, накренившийся и похожий на старую рухлядь. Габерон процедил сквозь зубы какое-то излишне цветистое формандское ругательство.

– Благодарю за интересный рассказ, господин канонир, - голос Ринриетты звенел от презрения, - Надеюсь, вы не рассчитываете, что он позволит вам задержаться на палубе моего корабля?

Габерон ухмыльнулся, возвращая привычное самообладание.

– Вот оно, женское двуличие, коварное, как самум. Ты объявила меня шпионом, но это не помешало тебе самой шпионить за мной при помощи гомункула?

– Извини, Габбс, - в шуршании «Малефакса» угадывались виноватые интонации, - Я подчиняюсь воле капитанессы и…

– Все в порядке, я не сержусь. Что ж, тайна перестала быть тайной, но, может, это и к лучшему. По крайней мере, я выиграл пару лишних минут.

– Почему ты так решил? – мрачно осведомился Дядюшка Крунч, с хрустом распрямляя спину.

– Я знаю женщин, старик, - Габерон подмигнул ему, - Ринни не отпустит нас, пока не выслушает историю до конца. Готов поспорить, она сейчас красна как рак.

– Двигайтесь к шлюпке, - отчеканил голос Ринриетты, подозрительно дрогнувший, - Я встречу вас там через две минуты.

* * *

У шлюпки они оказались почти одновременно. Ринриетта и не выглядела запыхавшейся, но Дядюшка Крунч знал, что ей пришлось бежать во весь опор, чтоб поспеть от самого квартердека. Несмотря на сбившееся дыхание, она все еще выглядела невозмутимой – и нарочно усиливала это впечатление, спокойно разгуливая вдоль борта с заложенными за спину руками.

Дядюшка Крунч вдруг ощутил незнакомую ему прежде горечь, похожую на осаднение масла в патрубках. Не может иначе. Будет играть даже на краю гибели, на краю катастрофы. Алая капитанская треуголка сидит на голове идеально ровно, китель наглухо застегнут на все пуговицы, руки за спиной. Все еще пытается доказать, что ничем не хуже своего деда. Глупая, наивная, самоуверенная рыбешка…

– Я хочу, чтоб ты выложил все, что еще знаешь про «Аргест», - произнесла она, пристально разглядывая Габерона.