Дядюшка Крунч с грохотом ударил себя кулаком в литую грудь, породив тягучий, как из колокола, звон:

– Он не боялся ничего в небесном океане!

– Я не об этом, старик. Если Восточный Хуракан смог сообразить, что именно оказалось в его руках, тут немудрено струхнуть. То же самое, что набросить петлю на шею самого страшного урагана в небесном океане…

– Восточный Хуракан шел напролом сквозь любые грозовые фронты!

– В молодости – быть может. Но он был стар и болен, ему хватило рассудительности понять, с этой силой он может и не совладать. Кроить миры должны молодые, кому как не тебе понимать это. Гордись своим дедом, Ринни. Может, этот «Аргест» и пшик, никто не знает, но, в таком случае, это самый дорогой пшик из всех существовавших с момента появления ветра. Тебе стоило бы оценить такой подарок. Только, знаешь… На твоем месте я бы держался от этого подарка подальше. Не нравятся мне все эти воздушные завихрения, которые он образует вокруг себя… Ну, мы, кажется, готовы к отправлению, - Габерон залихватски повязал на лоб пестрый шелковый платок, - Эй, команда, прошу на борт! Корди, будь добра!

Корди выпустила руку Тренча и быстро, словно боялась передумать, запрыгнула в шлюпку. Шму еще крепче вцепилась в банку. Мистер Хнумр, недовольно засопев, попытался перебраться через борт следом за своей хозяйкой, Алой Шельме пришлось схватить его поперек мохнатого живота и удержать на месте, несмотря на протестующее ворчание.

Габерон легко сел на банку и помахал по очереди обоими веслами. В его сильных руках те выглядели легкими, как вязальные спицы. Теперь шлюпку удерживали лишь швартовочные канаты. Дядюшка Крунч осторожно покосился на Алую Шельму. Он сам не знал, что ожидает увидеть на ее лице. Раскаяние? Сожаление? Стыд?

Та не выглядела ни смущенной, ни подавленной. Возможно, опустошенной, как человек, переживший сильный шторм, но и только. Глаза, напоминавшие цветом темную бронзу, задумчиво наблюдали за тем, как шлюпку готовят к отправке. Что она чувствовала в этот момент? Дядюшка Крунч не знал этого, для него душа Алой Шельмы была закрыта, как душа человека закрыта для невыразительных глаз кружащего над мачтой ската.

– Ты не ушел, - внезапно обронила капитанесса, - Перестал отправлять свои тайные депеши, но не ушел, хотя твое задание кончилось. Что, перехотелось иметь собственный корабль?

Габерон помолчал, все еще делая вид, что привыкает к веслам.

– Нет, - ответил он, помедлив, - Не перехотелось. Но, как я уже говорил, от некоторых ветров нелегко отказаться, даже если они влекут тебя не туда, куда нужно. Прощай, Ринриетта. Корди, отдавай швартовы! Не будем утомлять нашу капитанессу долгими прощаниями. Тренч, приглядывай за ними! Кажется, ты остался единственным здравомыслящим человеком на борту. А теперь и единственным мужчина. Может, тебе откроется закрытая гавань легендарной Алой Шельмы. Ой, простите меня, капитанесса, сэр. Я совсем не это имел в виду! Шму, не хлюпай носом, нечего разводить в шлюпке сырость. Не скучай, Дядюшка Крунч. Я надеюсь, со временем Тренч научится тебя раздражать не хуже, чем я. А я многому его научил.

Сырная Ведьма взялась за узлы, но еще какое-то время не могла с ними совладать – пальцы у нее дрожали. И лишь когда она справилась со всеми, то набралась духу взглянуть на стоящих вдоль палубы «Воблы».

– Пока, Ринни!
– она порывисто махнула им рукой, - Пока, Тренч! Пока, Дядюшка Крунч! Не забывайте про Мистера Хнумра! Не кормите его артишоками, он их не любит! И чешите животик хотя бы раз в день!

Шму не стала ничего кричать, но тоже быстро замахала рукой. Где-то на вантах испуганно и тревожно запричитал Мистер Хнумр, поняв, что сейчас произойдет. Пугаясь и сопя, вомбат стал карабкаться вниз, но, конечно, не мог успеть – слишком уж высоко забрался…

Дядюшка Крунч стоял неподвижно, наблюдая за тем, как с тихим треском распадаются узлы, не дающие шлюпке оторваться от бока «Воблы». Он чувствовал себя так, словно его собственные заклепки расходятся, сдаваясь под непомерным весом брони. Еще немного, и он просто рухнет со звоном на палубу, рассыпавшись на ржавые черепки…

Лицо Алой Шельмы заострилось и побледнело. Она выглядела как человек, сжимающий в руках штурвал идущего прямиком в бурю корабля.

– Прощайте, - сказала она чужим голосом, хрипловатым и отстраненным, - В этих краях много торговых ветров. Вас скоро подберут. Возвращайтесь в Унию. Займитесь чем-то, к чему лежит душа. В наше время глупо быть пиратом.

Алая Шельма развернулась на каблуках, оставив шлюпку колыхаться на одном канате, и двинулась в сторону юта. Дядюшка Крунч знал, что она ни разу не оглянется. Ветра иногда меняют направление, но никогда не возвращаются туда, откуда пришли. Такова их природа.

– Стойте!

Этот крик заставил ее остановиться, хоть и не сразу.

– Что такое, мистер Тренч? – спросила она холодно, - Едва ли мне сейчас нужен доклад о техническом состоянии корабля.

Тренч тяжело дышал. Так тяжело, как не дышал даже тогда, когда забрался по абордажному крюку на «Воблу» впервые, вспомнил Дядюшка Крунч, и лежал на палубе как дохлая камбала.

– Не доклад, - Тренч мотнул головой, - Кое-что другое. Сделка.

Тон его голоса заставил капитанессу развернуться.

– Я не хочу заключать с вами сделок, мистер Тренч, в чем бы они ни заключались.

– Пираты не заключают сделок с предателями?
– кривая ухмылка Тренча выглядела нелепым подобием остро очерченной ледяной улыбки капитанессы, но она тоже умела приковывать внимание, - Но я-то не предатель. И условия вам понравятся.

– Что ты несешь? – нарочито грубовато поинтересовался Дядюшка Крунч, - Ты смеешь выдвигать капитану условия? Приди в себя! А то, если ты не заметил, шлюпка еще далеко не полна, свободное место там сыщется…