– Сюда, - кто-то распахнул перед ее лицом тяжелую дверь, пропуская в большую комнату. После темноты каземата здесь было так светло, что у нее едва не брызнули слезы из глаз, - Сиди здесь. К тебе придут. Если голодна, можешь есть. Не кричать. Не выходить. Все.

Она осталась одна, дверь за спиной захлопнулась. Судя по протяжному скрежету, заперта на засов. И черт с ней, решила Ринриетта. Растирая озябшие руки, она не спеша огляделась, стараясь держаться так непринужденно, словно находилась на приеме у губернатора. Комната оказалась большая, почти с ее капитанскую каюту на «Вобле», только обставлена куда скромнее – пара безликих канцелярских кушеток и стол. Окно забрано толстой решеткой, за которой виден лишь выцветший клочок каледонийского неба. То ли кабинет для переговоров с упрямыми пленниками, то ли каземат повышенной комфортности для особо важных гостей.

Ринриетта машинально оправила китель, мокрый и в разводах ржавчины, больше похожий на половую тряпку, с грустью констатировав, что китель безнадежно испорчен. Превосходная дымчато-алая ткань, скроенная когда-то лучшими портными Литторио, выцвела, потемнела от сырости и почти утратила свой первозданный цвет. Кое-где не хватало пуговиц – лишнее напоминание о рвении королевских морских пехотинцев…

От климата королевского каземата Ройал-Оука одежда страдала не меньше людей, которые были в нее облачены. Но Ринриетта все равно выпрямилась, держась так, словно была облачена не в потерявшие цвет обноски, а в новенький, с иголочки, капитанский мундир. Какой бы метод ни избрал королевский дознаватель, Алая Шельма, гроза небесного океана, не будет выглядеть перед ним грязным оборванцем. Жаль, нет зеркала – проверить, ровно ли сидит на голове треуголка...

Ринриетта украдкой покосилась на стол – проверить, какие орудия пыток запасены для нее, но глаз не заметил ни матового отблеска металла, ни жутких лезвий. Напротив, на столе обнаружилось то, при виде чего ее челюсти непроизвольно сжались еще сильнее, а рот наполнился слюной. Еда. Целый поднос еды. И пусть сервировано было неприхотливо, никакого хрусталя и вычурных соусников, ей стоило большого труда не запустить туда сразу обе руки. Увесистый кусок ростбифа с корочкой, копченая сельдь, бекон, рисовый пудинг с кунжутом, крупное красное яблоко, плошка с золотистым медом, россыпь фиников… На борту «Воблы» бывали трапезы не в пример обильнее и изысканнее, но любой едок, вынужденный в течении нескольких недель наслаждаться гостеприимством королевского каземата и его кухней, быстро менял свои вкусовые пристрастия.

Ринриетта застыла, втягивая соблазнительный запах. Что это, еще одна попытка сломать ее? Унизить, заставив превратиться в снедаемое голодом существо, утратившее человеческий облик? Если так, королевские дознаватели явно недооценивают род Уайлдбризов…

С выражением высокомерной скуки на лице, Ринриетта подцепила пальцем финик покрупнее и, сдув воображаемую пыль, отправила его в рот. Вкусно! Роза Ветров, как же вкусно!.. Ей потребовалась вся капитанская выдержка, чтоб не проглотить его мгновенно, а хладнокровно пережевать и выплюнуть на пол гладкую косточку. Желудок все еще жестоко штормило после ведьминского зелья, на языке горчила какая-то вязкая дрянь, но сейчас она этого не замечала. Может, она успеет съесть еще один перед приходом дознавателя…

Дверь открылась в самый неподходящий момент – когда она жевала пятый по счету. Она ожидала услышать грохот подкованных сапог, но вместо него услышала лишь мягкий скрип половиц – судя по всему, королевский дознаватель не был наделен комплекцией воздушного пехотинца. Ринриетта повернулась к нему, сохраняя на лице выражение холодного равнодушия.

– Доброго дня, мисс Уайлдбриз, - королевский дознаватель небрежно кивнул ей, входя в комнату, - Как вам сегодняшняя погода? Немного облачно, неправда ли? Ройал-Оук часто называют Сердцем Каледонии, но, как по мне, его можно было назвать и желудком, у здешних облаков постоянное несварение…

Он не выглядел ни грозным, ни даже внушительным, несмотря на форменный каледонийский мундир, но Ринриетта отчего-то ощутила, что косточка от финика, которую она держала во рту, разрастается до размеров валуна, намертво перекрывая горло. Она хотела встретить неприятеля с достоинством, как и подобает пленному пирату, так и не выкинувшему белый флаг, но почувствовала, что не может произнести ни слова – зубы смерзлись воедино, глаза расширились, щеки отвратительным образом потеплели.

– Ну? – дознаватель поднял на нее удивленный взгляд светлых глаз, - В чем дело, мисс Уайлдбриз? Вам нездоровится? Аллергия на финики?

Раньше эти глаза были светлее, отстраненно подумала Ринриетта, тщетно пытаясь вытолкнуть языком проклятую косточку из окостеневшего рта. Наверно, память подводит. Впрочем, говорят, что у некоторых глаза с возрастом меняют свой цвет… Ей потребовалось огромное усилие, чтоб не отвести взгляд от этих глаз. Куда большее, чем требовалось для того, чтоб устоять на капитанском мостике в шторм.

Ринриетта наконец выплюнула злосчастную косточку в ладонь и почувствовала, что может говорить, только слова получалось выталкивать мелкими порциями, слишком уж много воздуха требовало каждое из них.

– Здравствуй, Линдра, - чужим голосом произнесла она, - Я уже и забыла, до чего в этих краях облачно. А тебе идет этот мундир.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга, словно соревнуясь, кто первым отведет взгляд. Но это было не так-то просто сделать – словно между ними натянулась даже не нить, а тяжеленный просмоленный швартовочный трос.

Линдра Драммонд внезапно принюхалась и скривила нос.

– От тебя пахнет чем-то… скверным. Какое-то зелье? Погоди-погоди, сейчас угадаю… «Глоток бездны», да? Надеюсь, ты не злоупотребляешь этой штукой, дорогая. Некоторые так к нему привыкают, что потом не в силах вернуться к нормальной жизни. Ну, знаешь, всякие неудачники, которые живут лишь прошлым.