Шрифт:
– Незаметно, - буркнула она.
Повеяло жарой - Паталипутры или Тель-Авива? Была ли разница? Как же не вовремя, и как страшно!
Пытаясь сосредоточиться на том, что есть, я свернула куртку, нащупала чашку с кофе на столике и жадно отпила уже остывший напиток. Гул самолетов смешивался с трубным ревом слонов.
– Что ты решила, Варя?
– донесся до меня звенящий напряжением голос Валеры.
Мне хотелось одного - покоя и обыденности. Чтобы все стало, как прежде: без видений, убийц, без запутанных и оттого мучительных отношений. Но подумалось, что в детстве я боялась темноты, а теперь живу в ней. Когда мне было четыре, папа сказал: «Доча, волшебные сокровища всегда прячутся там, где страшно. Вот ты испугаешься чего-то и убежишь. И никогда не узнаешь, что пряталось за страхом. А, значит, и не найдешь ничего чудесного. Грустно так, да?» Я кивнула. «Лучше пусть будут приключения», - добавил он, взял меня за руку и повел прямиком в темный-претемный зал. Я не дышала, прирастала к полу от ужаса, представляя чудовищ за шкафом, но папина теплая ладонь и боязнь подвести его заставляли делать шажки во мраке. Шуршали по полу тапочки, и, казалось, это ночные страшилы выползают, чтобы утащить меня и съесть. Я зажмурилась и пискнула, но папа не остановился. К моему детскому изумлению, вместо чудищ на полу у полированной дверцы шифоньера сидел плюшевый мишка - тот самый, с витрины, которого я давно выпрашивала у родителей. «Всегда иди на страх, - сказал папа, поднимая на руки меня и игрушку.
– Видишь, ты победила страх и нашла мишку. У-у, какой мягкий и пахнет вкусно... Как его назовешь?»
Жаль, не было рядом папы, и мне давно не четыре... Воспоминания той жизни становились всё страшнее. Я отчаянно не желала знать, как именно казнят Матхураву, если казнят... Узнаю ли я, что произошло с Соной?
Впрочем, и в реальности было не более радужно: кто знал, не повторит ли Валера прошлую ночь, если снова выпьет спиртного? Судя по деяниям Матхуравы, вполне мог. Не поведет ли он себя со мной опять, как с отвратительной ему шлюхой? С тем же жутким желанием наказать? Что вообще взбредет ему в голову? Я совершенно не знала Валерия и довериться ему после всего было сложно. Меня пробирал озноб, но опции «уйти, куда глаза глядят» попросту не было. Положа руку на сердце, я не слишком-то верила, что Валера меня отпустит.
Но, несмотря на мои опасения, всё указывало на то, что следовало остаться. И хотя боль хотелось забинтовать, как гниющую рану, замазать чем угодно, и, поддавшись страхам, бежать, сердце подсказывало, что она, окутанная мраком, еще припасла для меня сюрпризы. Хорошо, если только в воспоминаниях о прошлой жизни... Набираясь решимости, я сказала:
– Спасибо за предложение, Валера. Мы поедем в твой коттедж.
Он с облегчением выдохнул.
Мы спустились по трапу, прошли таможню и оказались в шумном зале аэропорта. Ника не подпускала ко мне никого ни на шаг и сосредоточенно сопела.
Я старалась идти ровно, это удавалось мне с трудом, ибо одновременно нищие у базара кидали в Матхураву гнилое манго, улюлюкали и кривлялись. Зеваки бежали следом, лаяли собаки. Ювелир гордо задрал подбородок, стараясь никого не видеть. Его голова кружилась и теснило в затылке так, будто неясная сила изнутри стремилась выдавить глаза. У меня тоже. Процессия свернула за угол, впереди выросла крепость.
– Сюда, - проговорил Валера, - нас ждет минивэн у входа. Я заказал трансфер.
Плосколицый стражник открыл дверь темницы, другой ударил копьем под колено арестованному, и Матхурава со всего маху полетел на пол.
Я потеряла равновесие. Ника и Сергей поймали меня буквально на лету. Я смутно поблагодарила. От подруги разлетелись в стороны красные искры гнева, и она завелась.
– Знаете, Валерий, вы меня не проведете! Тут что-то не так. Я Варю слишком давно знаю! Вот такого, - Ника перевела дух, - этой странной слепоты, отключек, шатаний на ровном месте... такого до встречи с вами не было!
– Не понимаю, что вы хотите сказать?
– буркнул Валерий.
– А то, - на повышенных тонах ответила Ника, - что моя Варя - самый лучший, добрый и честный человек! Только у нее есть громадный по нашей жизни недостаток - слишком доверчивая: считает, что люди рядом такие же, как она.... Угу, хрена с два! Вы складно пели про защиту, а на деле... Почему она ведет себя, будто пьяная, а?! Вы ей подсыпаете что-то? Как мне в шампанское? Что было в кофе? Выкладывайте!
– Вы с ума сошли?!
– возмутился Валерий.
– Мне больше делать нечего!
– Ника, не надо. Ты все неправильно поняла, - выдавила я, выскребая себя остатками воли из времен царя Ашоки. Ситуация накалялась. Хоть проси, чтобы мне стукнули промеж глаз и выбили из этой реальности Матхураву...
– Я требую объяснений!
– гремела Ника.
– Сейчас же, Валерий! Иначе я позову полицию.
Контуры людей вокруг обратились к нам.
– Прекратите скандалить. Это нам нужно меньше всего сейчас, - прошипел Валерий и подхватил меня под локоть.
Ника принялась вырывать мою руку.
– Вам! Вам это нужно, а не нам!
– Ника!
– одернула ее я, предчувствуя, что они готовы подраться прямо здесь, на людях.
– Ника, перестань! Я странно веду себя потому, что у меня видения после удара головой.
– Так он тебя еще и ударил?!
– кипела Ника.
– Я зову полицию...
– Нет! Не он... Я выпала из автомобиля. Из-за Шиманского. Теперь не могу контролировать то, что приходит. Прямо сейчас я чувствую себя в двух реальностях одновременно: здесь и в древней Индии, чтоб ее!
– Охренеть, - выдал Сергей и вдруг рявкнул на кого-то: - Эй ты! А ну-ка не снимай! Донт шут! Донт шут!1 Я тебе, падла, сейчас камеру сломаю!
До меня долетели звуки потасовки, пятна и световые сферы замельтешили хаотично. Валерий потянул меня прочь из аэропорта, чертыхаясь и закрываясь рукой от обступившей толпы. Пока я бежала, выветрился из головы Матхурава.
Уже в машине Ника спросила дрогнувшим голосом:
– Варюнчик, солнце мое, ты скажи: как это - в двух реальностях?