Он все еще тихо говорил по телефону. И чем ближе Хиран подходила к приоткрытой двери, тем отчетливее могла слышать слова Аруна. Она лишь несколько секунд помешкала, подумав вдруг, что может помешать другу, возможно разговор был очень важным. Но потом подумала, что если Арун даст ей понять, что очень занят, она просто оставит ему молоко в его комнате и уйдет.

Но так и не сделала последний шаг.

Сначала Хиран поняла, что Арун расстроен. Очень сильно чем-то расстроен. И только потом она поняла, что в его голосе было что-то большее. Нежность.

Хиран замерла у двери, боясь вдохнуть от недоброго предчувствия. Она даже не знала, откуда оно появилось, но заставило Хиран стоять, когда все в ней кричало уйти и не слышать, не понимать…

— … не заслуживает. Но теперь нет выхода… Не волнуйся. Нет… Нет… В этом нет твоей вины. Во всем этом нет ничьей вины, только моя. Но… Она… поймет, я не сомневаюсь. Но от этого не изменится тяжесть того, что я должен сделать, Рик. Понимаешь? Я люблю ее. Она мой друг! Она – это все самое светлое во мне…

Хиран почувствовала, как по ее пальцам пролилось молоко и, испугавшись, она прижала чашки к груди, уже не обращая внимания, что от резкого движения молоко плеснулось на ночную рубашку, расползаясь темным пятном.

— … знаю… Я помню, и я ведь обещал, что поеду с тобой. Все будет хорошо… Ты не должна волноваться, дорогая. Я все решу. Просто заботься о себе.

— …Почему я должен сердиться на тебя?.. Я тоже хотел бы, чтобы все было иначе. Что бы у нас с тобой все было иначе. Но ты не должна думать, Рик, что я не хочу того, что есть сейчас. Я этого не заслуживаю, но я рад. Ты же знаешь, милая, будь все по-другому, я был бы счастлив. Но то, что мне предстоит сделать… Я не могу не думать об этом…

— … Я тоже тебя люблю, Рик… Нет. Не жалею. Но за это придется заплатить Хиран. И это… это убивает меня, Рик.

Хиран уронила стаканы с молоком. Они просто выскользнули и ее пальцев и упали с глухим стуком, выплеснув содержимое на паркет. Почему-то, первое, что Хиран почувствовала, глядя на разлитое молоко, было облегчение. От того, что не разбила стаканы. Иначе было бы слишком много разбитой посуды в доме Аруна за один день.

И только потом поняла, что разговор за неприкрытой дверью стих. Она растерянно подняла взгляд и увидела перед собой Аруна. И его расстроенное и побледневшее лицо сказало ей больше, чем весь подслушанный разговор.

Он молчал и только с сожаление покачал головой.

Некстати, Хиран вспомнила глупый разговор с другом Аруна, когда он заявил, что не понимает, что означает, их характерный жест качания головой.

Вот и Хиран сейчас не понимала.

Не могла понять, подтверждает Арун все те мысли и страшную правду, которую она начала осознавать. Или отрицает, хотя они оба уже понимали – это не имеет значения.

И Хиран стало страшно. Так безумно страшно. Она не успевала проследить за тем, с какой скоростью на нее обрушивалось понимание происходящего. В данную секунду она осознала, что потеряла его. Аруна. Своего лучшего друга. Она слишком недолго была его невестой, чтобы сожалеть об этом. Да и последствия пока еще только смутно формировались в ее мыслях. А вот то, что друга она теряет безвозвратно, Хиран чувствовала остро. И это чувство потери рождало страх. Страх потерять что-то бесценное и невосполнимое.

В каком-то глупом порыве она шагнула к Аруну, наступив в пролитое молоко. Это остановило ее, и она снова застыла. Только протянула руки, словно прося о помощи.

— Пожалуйста, Арун. Пожалуйста. – прошептала она.

О чем она просила, Хиран и сама понятия не имела.

Остановить все это. Исправить. Объяснить.

Арун шагнул к ней, и с тихим стоном обхватил руками и прижал к себе. А Хиран позволила. Она прильнула к нему, вцепилась пальцами в ткань рубашки, вдохнула знакомый и родной запах и замерла. Надо было оттолкнуть его, потребовать объяснений, но она не могла. Не была готова принять все и поверить. Не могла услышать правду и понять происходящее. Просто хотела оставаться в объятиях лучшего друга. Потому что было страшно и больно. А она всегда находила утешение у Аруна, когда было страшно и больно.

И пока что еще не имело значения, что именно Арун на этот раз повинен в ее уязвимости. И поэтому Хиран не сделала попытки освободиться их объятий Аруна, когда он легко подхватил ее на руки и отнес на диван. Когда бережно усадил ее и, с печалью всматриваясь в ее лицо, провел ладонью по ее волосам. А потом снова обнял, вместе с ней откинувшись на спинку дивана.

— Хиран…

Но она не хотела слушать и говорить вообще. И словно ребенок, боящийся грозы еще сильнее прижалась к Аруну и, покачав головой, зажмурилась.

— Хиран, пожалуйста. – умоляющий голос Аруна причинил боль. – Прошу тебя. Поверь, я не хотел, чтобы все было так... Ты… Я не хотел, чтобы ты узнала об этом вот так.

Хиран, понимая, что ей не удастся избежать реальности, отстранилась от Аруна. Он попытался снова обнять ее, но она не позволила.

— Ты больше не хочешь жениться на мне?

Комок подступил к горлу. Арун же провел рукой по своим волосам. Хиран уже знала ответ. Разве услышанного мало, чтобы понять.