Разговор о мечетях Салтукидов О. Асланапа начал с более раннего памятника, – маленькой Крепостной мечети Эрзерума (Кале-месджид), [155] пристроенной к византийской стене доминирующей над городом цитадели так, что ее михрабная ниша образована основанием полукруглой крепостной башни. Однако эту сильно зареставрированную мечеть неправомерно рассматривать как памятник тюркской архитектуры, – в ее основе лежит более ранняя христианская постройка (мавзолей либо церковь) с куполом на барабане, опиравшимся непосредственно на массивные стены. При расширении постройки отрезки стен были превращены в Г-образные опорные столбы интерьера мечети, на которые опираются добавленные к купольной ячейке зеркальный свод в северной части зала и четыре полуциркульных свода, перекрывающие западную и восточную части помещения. Кладка и архитектурная декорация барабана наложенными арками схожи с оформлением находящихся у подножия цитадели салтукидских мавзолеев XII-начала XIII в. (комплекс Юч Кюмбетлер – «Три гробницы») и – в более развитом виде – сельджукского тюрбе Хатуние в медресе Чифте Минаре (1255), [156] выдавая наличие единых приемов декорации, взятых на вооружение новыми правителями Эрзерума.

На протяжении XII столетия, – «выпадающего» из историографии периода до возвышения Сельджуков Рума, – мусульманская архитектура тюркской Анатолии продолжала искать оптимальные варианты композиции мечети, соответствовавшие как культовым функциям постройки, так и условиям территории, активно включаемой в «мир ислама». Замечание А. Л. Якобсона, сделанное по поводу зодчества византийского ареала, о том, что «формирование архитектурной композиции, плановой и пространственной, находилось, очевидно, в прямой зависимости от тех функций, ради выполнения которых эта архитектура создавалась», [157] безусловно справедливо для памятников не только восточно-христианских, но и мусульманских, тем более появлявшихся на землях, где ислам к тому моменту одержал лишь политическую победу.

Как было показано в предыдущем очерке, в Анатолии очень быстро, – уже в первые десятилетия после мусульманского завоевания, – сформировался новый тип здания мечети, в композиции которого приоритет отдавался закрытому молитвенному залу. В мечетях тюркских эмиратов XII в. были предложены варианты развития этого типа.

Один из вариантов опирался на сирийскую традицию: в памятниках Артукидов, земли которых непосредственно примыкали к сирийским владениям Халифата, была продолжена линия развития мечети, композиция которой состояла из поперечно ориентированного зала, предваренного большим двором. Именно этот вариант, восходящий к дамасской мечети, был положен в основу анатолийских (и не только) мечетей Великих Сельджуков; [158] к нему же восходят большие мечети Сильвана, Мардина, Дунайсыра, Урфы, демонстрирующие принципиальное единство плана: вытянутый вдоль стены киблы зал базилики, перекрытый сводами, также ориентированными в поперечном направлении (за исключением близких к крестовым сводов, перекрывающих ячейки в Улу-джами Урфы). Отмечу, что более широкий центральный неф в Сильване «унаследован» артукидской перестройкой здания; в самостоятельных постройках Артукидов ширина поперечных нефов одинакова, что ведет к большему единству внутреннего пространства, избавлению его от литургически не обоснованного архитектурного акцентирования среднего поперечного нефа.

Эрзерум. Кале-месджид

Важным элементом в артукидских мечетях становится купол над михрабной ячейкой, – именно его увеличение по уже нормативному исфаханскому образцу, свидетельствующее о политических ориентирах правящей династии, приводит к перестройке Улу-джами Сильвана. Во всех рассмотренных мечетях Артукидов (кроме «латинизированной» Улу-джами Урфы) используются купола на тромпах, опирающиеся на 8 (в Сильване) либо на 6 точек (Мардин, Дунайсыр). Значительный размер куполов – от 10 м в диаметре – заставляет зодчих увеличивать подкупольный квадрат до ширины двух, а то и (в Сильване) трех поперечных нефов, акцентируя михрабную ячейку и добиваясь доминирования купола в пространстве мечети.

Необходимым элементом композиции артукидских мечетей остается двор, легко реконструируемый в Сильване по значительному уступу прилегающей с севера территории, а в Дунайсыре – по результатам раскопок и расположению современных входов в прилегающий садик. Важность двора как части комплекса мечети подчеркивается оформлением входов в молитвенный зал, акцентированием центрального прохода и появлением на «дворовом» фасаде зданий михрабных ниш, четко указывающих на возможность совершения молитвы вне перекрытого зала. Кроме того, одинаковые размеры зала и фланкированного пристройками двора в Улу-джами Мардина позволяют заключить, что обстроенный двор мечети – «простейшая планировочная идея, типичная и для арабской, и для среднеазиатской архитектуры», [159] – перестает восприниматься как просто прилегающая территория, а его измерения включаются артукидскими зодчими в систему пропорций комплекса культового сооружения, как это будет иметь место позже, в мечетях османского времени.

Добавлю, что именно традиция Артукидов, описываемая как комбинация «поперечно вытянутого зала с куполом и частично перекрытого двора», была определена Г. Стерлином как отправная точка для более поздних мечетей Юго-Западной Анатолии (Маниса, Сельчук), повлиявших на развитие раннеосманских культовых зданий; [160] однако такое видение эволюции анатолийской мечети не кажется бесспорным, особенно учитывая, что наиболее показательным артукидским памятником для исследователя оказалась не Улу-джами Мардина, где такой двор сохранился (и был воспроизведен в Дунайсыре), а переделанная и лишенная двора мечеть Сильвана.

Другой вариант анатолийской мечети был предложен в культовой архитектуре Данишмендидов, насколько о ней можно судить по перестроенным памятникам Кайсери. Сирийская традиция сюда не «дотянулась», а климатические условия Каппадокии оказались жестче, нежели в юго-восточных областях Анатолии. Мечети Кайсери отказываются от предваряющего двора и превращаются в полностью изолированное здание, единый архитектурный объем, лишенный декорации фасадов. В отличие от памятников Артукидов, данишмендидские мечети представляют собой продольно ориентированные базилики, разделенные на нефы аркадами, поддерживающими плоские перекрытия. Над геометрическим центром зала, предопределенным нечетным числом нефов и травей, появляется световой колодец, оказывающийся не только источником верхнего света в интерьере мечети, но и центральным элементом композиции рассмотренных памятников как до их перестройки Сельджуками Рума, так и после перекрытия куполами. Таким образом, возрастание изолированности молитвенного зала мечети происходит за счет «втягивания» сахна в интерьер. Два необходимых элемента, в классической арабской мечети следовавшие один за другим и фиксировавшие метафору перехода из Света в Тень, [161] в данном варианте перестают быть последовательными: свет (сахн) не предваряет тень (перекрытый зал, зуллу), но оказывается окружен ею со всех сторон, становясь центром молитвенного пространства, – естественно, не литургическим, но теологически оправданным.

Световая ячейка акцентирует не только центральный неф, но и центральную травею, – тем самым делается шаг к выделению поперечной оси здания, предполагающей усложнение планировочной схемы по сравнению с организацией движения лишь по продольной оси, статичность композиции сооружения и – в идеале – «соответствующую регулярную организацию окружения, средоточием которого мыслится здание». [162] В мечетях Данишмендидов средняя травея еще не фиксирована боковыми входами, но в Улу-джами Кайсери боковые входы сделаны в торцах соседней, примыкающей с севера травеи, обеспечивая крестообразное расположение осей здания, характерное для синхронных иранских памятников и намеченное в сельджукских мечетях (чаще в варианте Т-образного пересечения осей) и особенно медресе XIII в.