Местного населения не видно, лишь изредка попадаются понуро бредущие стада овец, охраняемые здоровенными псами. Те какое-то время яростно бегут за нашей колонной, норовя укусить за шину. Но служба есть служба, и они нехотя, с досадой возвращаются к своим баранам. Пару раз нас обгоняют облезлые, диковинного вида автобусы, под завязку набитые людьми. Народ сидит и на крыше, специально огражденной для этого невысокими поручнями. Там гнездятся человек десять бородатых мужиков в охапку с какими-то серыми тюками. «Тюки» жалобно блеют. Да… От такого вида наших гаишников давно бы «кондратий» хватил!

Едем уже долго. Вернее – плетемся. Медленная скорость бесит. Ну и где этот мифический Адраскан с речкой и полком? Указатели все на арабском! Поди разбери, что там на них накручено да наверчено! Вот опять какая-то речка, мост… А слева маячит что-то родное: палатки, машины… Полк? Он, родимый! Летим туда! Сильно сказано для плетущихся на сцепках машин. Но мы – летим! Передаю машины офицерам батальона, нахожу свою роту, из последних сил залезаю в спальник. Где-то недалеко, колыбельной, звучит длинная пулеметная очередь. Но я ее уже не слышу, сплю.

Сплю до обеда. Встаю с чугунной головой и бреду умываться на речку, благо журчит в десяти шагах по камешкам. Ледяная вода бодрит, и я, продравши глаза, осматриваюсь: куда попал?

Полк, теперь мой полк стоит на берегу мелкой пересохшей речушки в бестолковом, на первый взгляд, нагромождении машин и палаток. Идет обычная лагерная жизнь. Дымятся кухни, какие-то бойцы чумазыми муравьями копошатся в машинах, кто-то на речке стирает свои пожитки, а командиры, матерясь, кого-то строят. У машин радостно встречаю единственную знакомую мне душу – Толика, который вводит меня в курс дела. Рота готовит технику к маршу, через несколько дней двинемся дальше. Ротного своего еще не видели, говорят, на Кушке, сдает имущество и рассчитывает «партизан», отдавших, наконец, свой «священный» долг Родине.

Через пару деньков знакомлюсь и с ротным, капитаном Чемодановым Виктором Вениаминовичем, довольным, что у него теперь, наконец-то, строевая рота с боевой техникой и полным штатом солдат и офицеров, а не аморфное партизанское войско. Явно не мой Итахун. Высокого роста, энергичный. Команды отдает спокойно, даже буднично без «командирского металла» в голосе, что подкупает. На солдат никогда не кричит, так, пожурит, если что.

Первый раз собираемся офицерским составом, пьем чай за знакомство. Даже не серьезно как-то! Эх, сюда бы мою без вести пропавшую бутылочку с колбаской – так бы к месту пришлось! Командир – старожил полка, ветеран «партизанской эпопеи» и нас разбирает любопытство: как там наши «партизаны» «завоевывали» Афганистан?

Вначале слушаем с усмешкой, как рыбацкие байки. Во, заливает! Тут космонавты бороздят просторы Вселенной, а у него люди в норах живут! Еще бы сказал, что вместе с Фрунзе басмачей гонял! Но постепенно суровая правда тех дней начинает до нас доходить.

Отчетливо пахнуло 41-м годом. А у меня перед глазами вновь встали сотни разукомплектованных боевых машин под Кушкой, вспомнились задубелые «партизаны» и мой недавний «марш» на Герат, с ощущением чьего-то предательства…

Как оказалось, в округе к внезапному развертыванию и масштабному отмобилизованию никто готов не был.

Из всех военных округов в СССР более застойного болота, чем Туркестанский ВО, найти было трудно. Местные политработники испытывали адовы муки в формировании у личного состава столь необходимой бдительности и высокой боевой готовности. В коварство и агрессивные устремления Ирана, а тем более Афганистана, никто не верил, а изучение вооружения и техники вероятного противника вызывало нездоровый смех.

Командир 2 мср капитан Чемоданов Виктор Вениаминович

Местные военкомы, изредка сдувая пыль с картотек, были твердо уверены, что судный день никогда не настанет. С чего бы? Округ глухой, третьеразрядный: с кем воевать? Все обросли хозяйством, нужными связями. Уважаемые люди – жизнь удалась! Поэтому для многих отмобилизование огромного количества резервистов было таким же абсурдным анекдотом, как «колобок – повесился».

Но судный день настал. Час пробил. «Жареный петух» клюнул. И понеслось! Планы в красивых папочках, расчеты, цифры – все оказалось туфтой, макулатурой! Началась полная неразбериха, суетливая беготня, словно в муравейник плеснули кипятка.

Большинство «приписников» – «мертвые души». Катастрофическая недостача машин, которые должны были быть поставлены в воинские части от предприятий и колхозов. Водителей и спецов – тоже, их вынуждены искать по всей Туркмении. Собранные «с мира по нитке» машины, пришедшие в часть, оказались сплошным старьем, автомобильным раритетом: ГАЗ-53, ГАЗ-57, без положенных тентов, лавок, не приспособленные для перевозки людей. Председатели колхозов всеми правдами и неправдами скрывали новые машины.

Прибывший приписной состав, разновозрастные мужики-туркмены, заставил бы схватиться за голову даже самых отчаянных оптимистов! Оказалось, только 10 % говорило по-русски, а половина (да быть этого не может!) вообще не служила в армии! Встал вопрос: как их учить, как ими управлять? И вся эта разношерстная, трудноуправляемая толпа из четырехсот туркмен свалилась в батальоны на считанных кадровых офицеров: комбата с начальником штаба и зампотехом, трех ротных, командира минбатареи да двух сержантов-срочников!